Леонард Карпентер - В стране Черного Лотоса

Пехоте приходилось, пожалуй, еще жарче. Преимущество туранцев в выучке и умении держать строй было почти потеряно из-за множества препятствий в виде деревьев и кустарников. Хвонги отступали, выжидая момент, когда строй разомкнется, и бросались несколько человек на одного туранца, тыкая в него копьями и размахивая длинными, чуть изогнутыми ножами. Доспехи защищали от большинства таких атак, но неизбежно то тут, то там туранские воины падали, не сумев отразить натиск дюжины-полутора хвонгов. А противник, похоже, не считался с потерями и был готов платить десятком своих погибших за одного туранца.

Конан увидел, как трое его пехотинцев скрылись за толстым стволом дерева, а появились из-за него уже вдвоем.

— Кром! — воскликнул Конан и, повернувшись к Калаку, прокричал: — Во что бы то ни стало нужно атаковать! Слоны не годятся для отступления. Стоит развернуться — и от первого же дротика в заднице они, обезумев, передавят всех наших. Остается только пробиваться вперед!

— Отличный план, — съехидничал Калак, выпуская стрелу в группу хвонгов и вновь заряжая арбалет. — Но эти обезьяны не собираются помогать нам в его исполнении. Никогда не видел, чтобы они сражались так упорно, Тарим подери их!

— Они пытаются соорудить что-то вроде строя, но это больше похоже на толпу, — заметил Конан и наклонился к голове слона, чтобы спросить погонщика: — Слушай, нужно попытаться прорваться сквозь эту кучу обезьян на тропе. Главное, не дать им организовать атаку. Твой слон сможет прорваться через эту груду копий и топоров?

Загадочно улыбнувшись, смуглый погонщик развернулся и дотянулся до переднего края помоста. Дернув за какую-то веревку, он сорвал кусок ткани, закрывавший никогда раньше не виданное Конаном оружие — огромный широкий обоюдоострый бронзовый клинок с толстенной рукоятью, обмотанной грубой кожей, с широким кольцом у основания. Тхан перехватил своим жезлом хобот слона и подвел изогнувшуюся серую змею к лежащему поперек слоновьей спины оружию. Крепко схватив рукоятку хоботом, слон поднял клинок высоко в воздух. Удивленные возгласы послышались с обеих сторон линии боя. Огромный зверь, прикрываемый сзади бегущими пехотинцами, бросился в атаку.

Сбившиеся в кучу хвонги и крестьяне перекрыли тропу, лишив себя маневренности и возможности спастись бегством.

Одним взмахом гигантского, в рост человека, клинка слон расчистил себе дорогу, снеся первый ряд противников, ощетинившийся копьями и топорами. Словно коса по траве, прошлось бронзовое лезвие по частоколу копий, с равной легкостью перерубая древки и отсекая держащие их руки. В воздух ударили фонтаны крови. Прежде чем остальные мятежники успели приготовиться к защите, слон ворвался в их гущу, топча живых и мертвых и настигая убегающих окровавленным великанским мечом.

Все это время Конан и Калак занимались тем, что орудовали копьями, словно рыбаки острогами во время нереста рыбы. В этой бойне ни единого дротика не было направлено в их сторону. Находясь в относительной безопасности, Конан успел оглядеться и с удовлетворением отметил, что рядом с другими слонами образовались такие же кровавые воронки.

— Вот так и будем продолжать! — крикнул Конан, вонзая копье в очередную жертву. Оружие крепко застряло в теле, и киммериец не стал тратить время на то, чтобы выдернуть его. Отпустив древко, он выхватил из чехла на помосте другое копье. — Если слоны будут продвигаться вдоль линии пехоты, они не дадут хвонгам собраться и организовать отпор. Тогда нашим людям будет легче держать строй и рубить этих обезьян.

Однако сержант-киммериец был вынужден временно прекратить наступление. Преследуя противника, его слон налетел на дерево, почти выворотив его с корнем, да так и остался стоять, выпустив свое оружие. Его бока ходили ходуном, броня на морде превратилась в сплошную кровавую маску. А хвонги еще долго продолжали убегать, несмотря на то что туранская пехота остановилась рядом со слонами.

— Слонам нужна передышка, — объявил Конан солдатам, — когда они очухаются, мы погоним хвонгов дальше. А пока берегитесь их контратак. И не забудьте — нам предстоит долгий бой, прежде чем подойдет подкрепление.

Несколько часов спустя на глазах Конана погиб Муймур, пронзенный копьем, воткнувшимся в него между передней и задней пластинами доспехов. Калак был уже мертв; прямо ему в глаз вонзился дротик, скорее всего отравленный. Вдвоем с Тханом Конан продолжал разить врагов со спины измученного зверя, возглавляя атаку ради атаки, без ясной цели, лишь бы не подставлять врагу спину. Стреляя поочередно из обоих арбалетов, Конан посылал последние драгоценные стрелы в мелькающие среди зарослей тени.

Киммериец не знал, скольких людей он убил за этот день. Десятки. Может быть, сотню? И это собственноручно, не считая уничтоженных слоном под его командой. Но и туранский отряд основательно поредел. Один из трех измученных слонов оказался на какие-то мгновения без прикрытия и рухнул под градом копий, вонзившихся ему в брюхо, и ударов топорами по ногам. Конан не видел вокруг ни единого рубежа, за который можно было бы зацепиться, чтобы перейти к обороне. Оставалось только перестроиться в каре со слонами в центре строя и дожидаться темноты.

В десятый раз за день измученный слон остановился у какой-то лужи и втянул хоботом воду. Затем, изогнув его, животное обдало себя и сидевших на его спине людей теплым душем. Сквозь водяную пелену киммериец увидел, как Тхан рухнул на землю, пронзенный бронзовым наконечником вражеского копья.

Схватив меч, Конан прыгнул с помоста, чтобы броситься на помощь погонщику. В этот миг другое копье вонзилось ему в ногу. Киммериец почувствовал, как оно прошло сквозь мышцу, вызвало сильную боль, скользнув по кости, и вышло с другой стороны, проткнув бедро насквозь. Конан успел полоснуть своего противника лезвием ятагана по лицу и рухнул на землю. Тхана не было видно. Но слон по-прежнему стоял на месте, и киммериец увидел, как огромный зверь продолжил свое дело, схватив одного из хвонгов хоботом и бросив его с размаху на землю.

Больше Конан не видел ничего. Боль ослепила его, заполнив все тело. Киммериец, не удержавшись, разжал зубы и испустил дикий, волчий рев. Словно обжигающая кислота понеслась по его венам, заставляя судорожно дергаться все тело. Киммериец сколько мог сопротивлялся этой всепроникающей, парализующей боли от яда, оставленного в ране отравленным наконечником копья, стараясь не потерять сознание.

Собрав все силы, Конан сел, вырвал копье из рук мертвого противника и несколькими ударами ятагана перерубил древко у самой раны. Из ноги остался торчать бамбуковый обрубок и острие бронзового наконечника с другой стороны. Прикинув, Конан решил не сразу вытаскивать его из раны, чтобы не потерять еще больше крови. Расстегнув перевязь и сняв с нее ножны, Конан перетянул ремнем ногу выше раны, сжав ее до головокружения.