Сергей Ковалев - Добрым словом и пистолетом
Агата замолчала, и больше между ними не было сказано ни слова. Ни в тот момент, ни позже. Ночью в дом вождя пришел повелитель.
Торонго не спал, не в силах сделать выбор. Многие годы он потратил на то, чтобы упрочить свое положение, чтобы быть и ценным слугой для повелителей, и хорошим вождем для соплеменников. Благодаря его усилиям деревня стала городом, а племя разрослось и подчинило себе все окрестные земли. Оставить это все?.. Немыслимо! Но с другой стороны – Агата…
Дверь открылась так буднично, что сначала Торонго не понял, что вошел повелитель. Увидев, что вождь не спит, Эстрахари слегка нахмурился и махнул рукой, мол, сиди. Прошел на женскую половину, и через мгновение раздался визг жен вождя, впрочем тут же стихнувший. Эстрахари уже выходил, перекинув через плечо оглушенную Агату. Торонго сидел в обморочном оцепенении, вспоминая, как точно так же повелитель уносил отца жены. В тот миг, когда вождь понял, что в следующий раз он увидит Агату мертвой с вырванным сердцем, он схватил меч и молча бросился на повелителя.
Ему даже удалось один раз ударить Эстрахари мечом – повелитель никак не ожидал нападения от верного слуги. Лезвие вошло чуть ниже лопатки и вышло между ребрами, пройдя сквозь сердце. Вместо того чтобы упасть замертво, повелитель зарычал, выронил Агату и резко шагнул вперед, снимаясь с меча. Развернулся и легко отбил второй удар рукой. Лезвие располосовало предплечье повелителя до самой кости, но он не обратил на это внимания. Короткий взмах… Торонго почувствовал резкую боль в горле, закричал, но вместо крика вырвался лишь клокочущий хрип. Мир перед глазами поплыл, и он повалился навзничь. Последнее, что увидел вождь в своей жизни, – склоняющегося над ним Эстрахари, его жуткую пасть, полную крокодильих клыков.
Повелитель был не голоден, но позволить еде пропадать просто так не мог – тело слишком хорошо помнило годы, когда приходилось ловить крыс, чтобы выжать из них жалкие капли жидкой, почти безвкусной крови. Когда сердце вождя остановилось, Эстрахари удовлетворенно рыгнул, снова взвалил женщину на плечо и вышел. Его ждало куда более приятное и важное дело, чем простая трапеза.
Глава третья
Когда я хочу что-то узнать, я нахожу человека умнее меня и спрашиваю.
Из к/ф «Город грехов»Эх, дороги, пыль да бурьян! Убей, не помню, про что там еще пелось, кроме пыли и бурьяна. Но уверен, что не иначе как про ямы да колдобины. Правда, подходящую рифму я никак не мог найти, но это из-за моей поэтической бездарности. Наверняка там было что-то про бездорожье – про что же еще можно так заунывно петь?
Мотоцикл подбрасывало и трясло, что не добавляло моим мыслям оптимизма. Трудно веселиться, мысленно подсчитывая убытки от предстоящего ремонта! Проселочные ухабы моментом убивают вилку и амортизаторы, да и гвоздь или какую-нибудь иную острую железяку здесь в колесо заполучить проще простого. А уж когда попадался участок, засыпанный гравием, я просто весь внутренне рыдал, слушая, как мелкие камешки лупят по картеру словно дробь, – непередаваемое ощущение. Я, в общем, не космополит и даже где-то местами патриот, но в такие мгновения мне очень хочется оказаться где-нибудь в Германии, где, как рассказывали знакомые, даже дорожки к свинарникам заасфальтированы.
После поворота на село Курганы дорожное покрытие разом сузилось и пошло трещинами и кое-как засыпанными выбоинами. Но даже в таком истерзанном виде блага цивилизации продолжались всего километра два. Потом количество трещин и выбоин стало расти в геометрической прогрессии, а промежутки целого асфальта между ними становились все условнее, пока совсем не истончились и не растаяли. А еще примерно через километр дорога и вовсе превратилась в полосу препятствий. Похоже, ездили по ней не чаще двух-трех раз в неделю: трава, уже начинающая желтеть в преддверии осени, полностью спрятала в себе колеи. Едва различимые, они при этом оставались коварно глубокими. Пару раз от неожиданного удара передним колесом руль едва не вырывался у меня из рук – это окружающий лес выбросил на дорогу мощные узловатые корни, также прячущиеся в траве.
«Хормин – типичный психопат! – в очередной раз чудом уберегши зубы от удара о спидометр, сообщил я Хайше. – Он бы еще в Антарктиду забрался! На Северный полюс!»
«Он просто не любит людей, – возразила Хайша. – И знаешь, с тех пор как я познакомилась с тобой, я его начала понимать!»
«Ха. Ха. Ха. Это я оценил твое остроумие, если ты не догадалась. Раз Хормин такой мизантроп, чего он торчит под Москвой? Антарктида не Антарктида, но вполне мог бы найти какой-нибудь медвежий угол!»
«Не знаю, Фокс. Я вообще про него мало что знаю. Да и не интересовалась им никогда, если вспомнить».
«И что, все боги такие нелюбопытные?»
«Да нет, – не обратила внимания на мою подначку Хайша. – Я просто общалась с равными мне. Равными тогда, я имею в виду. Обычные маги не особенно меня интересовали».
«Но хоть что-то ты про него знаешь?»
«Так – всякие слухи, сплетни».
«Боги тоже сплетничают?!»
«О-о-о, еще бы! Чем еще развлекать себя в вечности? Ну или почти в вечности».
«Так что с Хормином?» – поспешил я отвлечь Хайшу от грустных мыслей.
«Известно точно, что прибыл он откуда-то издалека. Скорее всего, из восточных земель. Прибыл давно – Москва тогда еще вся умещалась внутри крепостных стен. С другой стороны, все относительно, и можно сказать, что прибыл он недавно, потому что Москва на тот момент уже была городом. Хормин, надо отметить, был в то время не особо силен и не особо опытен. Так что, думаю, он моложе Агаты, и уж тем более – Ивора. Хоть и выглядит ровесником последнего».
«А почему, кстати? – заинтересовался я. – Почему одни маги выглядят дряхлыми стариками, разменяв всего пару сотен лет, а та же Агата – молода и прекрасна, несмотря на века за плечами?»
«Суть та же, что и у теневых обликов. Внешность отражает самоощущение мага».
«Хочешь сказать, раз Хормин выглядит старой унылой развалиной – это потому, что он сам хочет таким быть?»
«Хотеть он, может быть, и не хочет, но измениться не может. Такой уж у него характер».
Впереди показался забор. Не внушительная стена из бетонных плит и даже не вездесущая металлическая сетка, а натуральный такой забор из почерневших от времени досок, со спиленными треугольником верхушками. На некоторых висели кувшины, банки и почему-то растрепанный ботинок. К ботинку по-хозяйски приценивалась ворона. Повеяло чем-то родным, взывающим к архаичным пластам подсознания…
«Осторожно!»
Только благодаря воплю Хайши мне удалось объехать здоровенную коровью лепешку. Я сосредоточился на дороге – чем ближе к селу, тем основательнее «заминированной» она становилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
