Петр Верещагин - Истинный король

Впрочем, за Мордредом присматривали: пророчества пророчествами, а Артос знал, что вопросы происхождения для некоторых весьма болезненны. Мордред, воспитанный Моргеас, должен был видеть в Пендрагоне не столько отца, сколько кровного врага. Что видел Мордред на самом деле, знал только он, поскольку молчал как скала. Братья его, те никакой загадки собой не представляли: близнецы Арвин и Гавин тихо бредили подвигами, Гвайр бредил громко, но бред его особой складностью не отличался, а Гарет весьма напоминал самого Артоса, когда тот отправлялся на войну с Камлахом; по правде сказать, все тринадцатилетние юноши друг на друга похожи, особенно перед первой в своей жизни битвой.

В дозоры высылали не молодежь, а фиеннов поопытнее, посвященных в некоторые планы ард-рикса и тем чрезвычайно гордых. Это чтобы случайно не напороться на армию Ланселота, драться ведь не с ним предстояло. Ланселот умело маневрировал по Илю, Солони и Морвану, вроде бы стараясь обойти Пендрагона, тогда как Артос, разумеется, вроде как старался навязать ему открытое сражение – ведь в ночной атаке или другой сложной ситуации новобранцы ард-рикса имели бы бледный вид рядом с фиеннами Ланселота.

Бесконечно это продолжаться не могло, но изначальный план оказался верен, пусть саксами теперь командовал Седрик, а не Орм, и армия его была значительно крупнее. На тринадцатый день после того, как Артос выступил из Камелота, границу Аргона пересекли войска Элезинга. Храбрые аргонские вожди разумно решили не вмешиваться и ограничились отправкой гонцов в Камелот, но Пендрагон эти послания получил далеко не сразу. Быстрее дошли вести из Иля, куда скорым шагом двинулась саксонская армия; рикс Донал предложил гостям дружбу и помощь, но правитель саксов высокомерно проигнорировал его. Посему брат Кау, как и договаривались, увел свою фианну в леса и отослал гонцов непосредственно к Артосу и Ланселоту.

Седрик шел сквозь державу Пендрагона быстро, явно зная, куда и зачем идет. Он не повернул в Ллогрис, намереваясь сперва покончить с армией возможных защитников, а уж потом одарять землями своих бойцов. Вполне разумно, одобрил сию тактику Артос, одно только плохо: сперва надо с этими защитниками покончить. А они будут сопротивляться.

Еще в Камелоте Кау и Ланселот до хрипоты спорили, подбирая место для решающей битвы. И в конце концов подобрали. Причем такое, чтобы даже те, кто будет видеть все происходящее через мутную призму пророчеств, не заподозрили подвоха.

На границе Гитина и Оверни, на левом берегу Вьенны высится холм, который местные жители предпочитают называть горой. Balor-dann, Балор-дон – гора Балора. Другое имя этого места, Курган фоморов, в разговорах не звучит, даже спустя пять столетий после знаменитой резни мертвое племя здесь лишний раз не вспоминают (правда, почему-то не стесняются вспоминать о Балоре Одноглазом, их богоравном вожде).

Балорова гора для замысла Артоса была почти идеальным местом. На вершине холма места хватит, чтобы поставить лагерь, туда без труда ночью проберется Ланселот, той же ночью они разыграют сражение, чтобы поутру саксы поднялись добивать уцелевших – и встретились с неприятным сюрпризом, то бишь с объединенной фианной Пендрагона, а окрестные леса к тому времени наводнят люди Донала и добровольцы из кланов Иля, Морвана и Гитина... У саксов же подкрепления не будет: как и приказывал Артос, Гвалквед выехал в свой Шварцвальд, лишь только в Камелот пришла весть о вторжении.

Солнце клонилось к закату, когда уставшая дружина ард-рикса достигла плоской вершины Балор-дон. Пендрагон приказал устраиваться на ночлег и ставить лагерь. Откуда на вершине горы Балора взялся родник, достаточно сильный, чтобы снабжать водой четырехтысячное войско, ведали только лежавшие под землей фоморы, но у них Артос спрашивать не собирался.

Когда солнце скрылось за лесом, он кивнул старшим фиеннам – пора объяснить всем, с кем тут нынче будет драка, а с кем не будет. Разговоров было немало, но в конце концов молодежь утихомирилась: как и самому Артосу когда-то, им не было так уж интересно, с кем именно и почему предстоит завтра биться. Командиры есть, они понимают, и ладно.

После этого Пендрагон бросил в большой костер две пригоршни какой-то друидской дряни, чтобы пламя на некоторое время окрасилось зеленью. На другом конце лагеря Кау высыпал в свой костер остаток порошка – это был сигнал Ланселоту.

Еще до первых петухов над горой Балора пронесся лязг клинков о кольчуги, удары топоров по лопающимся щитам, тревожный зов рога и крики о пощаде. Шум длился всю ночь, то затихая, то усиливаясь, но к рассвету почти все кончилось.

Отряды Седрика взбирались на гору с четырех сторон, сам король саксов с дружиной остался внизу. В стороне от тропинок, что вели к вершине, были видны скатившиеся по склону тела, но саксы не отвлекались, трупы можно и позднее обобрать.

Они почти одновременно добрались до верхней площадки, где стоял лагерь Пендрагона.

Оттуда их сбросили – тоже одновременно, и армия Пендрагона четырьмя потоками хлынула вниз. Командовали этими потоками сам Артос, Ланселот, Кау и Перидур, но командовать особенно не приходилось. Тесни, руби, отражай удар, не оступайся – пускай оступится противник; вот все, что нужно было воинам ард-рикса, да еще – толика боевой удачи от Нуаду, Морриган и Аэмона.

Удачи им хватило. Ланселот, тот и вовсе бросил щит, схватил левой рукой чей-то меч (мертвому оружие уже не требовалось) и двумя клинками врубился в ряды саксов, как некогда врубались боевые колесницы гэлов в пехоту латинян; менее умелый боец давно бы лежал с пробитой грудью или дырой в животе, но немногие удары, что Ланселот не успевал отразить, принимала на себя непрошибаемая «кабанья шкура». Перидур был спокойнее и методично разил топором, но с каждым его ударом враг или отступал, спотыкаясь и скатываясь по каменистому склону, или по склону скатывался его труп – результат был тем же. Кау и Гавин с Арвином двигались втроем, порой старший фиенн рыком осаживал молодых, чтоб не увлекались; мгновение – и они забывали наставления, но Кау был начеку. Артос же просто шагал вперед, отталкивая вражеские мечи и топоры иссеченным щитом и разрубая чужие брони и шлемы Калибурном, который был в крови по рукоять, однако сверкал ярче восходящего солнца.

Владыка саксов не зря остался внизу, положение он оценил быстро и верно. У Элезинга все еще оставалось почти вдвое больше людей, чем было в четырех отрядах Пендрагона, вдобавок лучшие воины среди его дружины были верхом, а опытный всадник стоит десятка пеших бойцов. Первым на ровное место вырвался отряд Ланселота, и Седрик встретил его всей силой. Гэлы рубились храбро, но теперь храбрости было недостаточно; Ланселот пробивался к королю саксов, понимая, что после его гибели долго бой не продлится, но Элезинг это тоже понимал и в самое жаркое место не лез.