Елена Костромина - Трафарет вечности

— Так, у нас свадьба или нет? — спросил один из офицеров, сидевших за столом, — Горько!

Кирилл улыбнулся, приподняв бровь:

— Ой, Ирочка?

Ирина засмеялась:

— Конечно, свадьба!

Она встала и, потянув за собой Кирилла, поцеловала его взасос.

Офицеры, в полном восторге, закричали:

— Ура!

— Так! — громко сказал сидящий рядом с Кириллом генерал, — Не свадьба, а десятая годовщина! Десять раз целуйтесь!

Все захлопали, не веря в свое счастье.

— Раз! Два! Три!… Десять!!!

"Молодожены" в изнеможении упали на стулья, пытаясь отдышаться. Затем Кирилл встал и, призвав всех к тишине, начал говорить:

— Я хотел бы поднять этот тост за замечательного офицера, человека, который заменил мне отца, вывел меня в люди, всегда помогал мне советом и делом. За Андрея Михайловича Звонникова.

Все встали и принялись чокаться с Андреем Михайловичем. Он обнял Кирилла и поцеловал Ирину.

Кирилл и Ирина шли из ресторана пешком. Кирилл обнимал жену, она положила голову ему на плечо и что-то тихо напевала себе под нос.

— Иришка, как мне хорошо с тобой…. Как я люблю тебя!

Ирина засмеялась от счастья:

— А я тебя как люблю! Счастье мое!

Они зашли в свой двор. Там, под аркой, были парень и девушка. Парень сидел, привалившись к стене дома, его голова безвольно свешивалась на плечо. Девушка стояла около него на коленях. При звуке человеческих шагов она подняла голову. Весь подбородок и шея у нее были в крови.

Ирина вскрикнула. Девушка кинулась к ним, оскалив зубы. Кирилл, загородив собой Ирину, выступил вперед. Девушка продолжала мчаться на них. Кирилл ладонью, кистью и локтем ударил по оскаленному лицу и одним ударом разбил ей нос, челюсть и ключицу. Но в этот миг изуродованное человеческое лицо преобразилось, она зашипела, это была уже многоножка с человеческой шеей и лицом, разбитым от удара. Из ее рта выстрелил раздвоенный язык с жалом на конце и ударил Кирилла в шею. Затем, немыслимо изогнувшись, она убежала по стене на крышу дома и там исчезла.

— Кирилл! Кирииилл! — закричала Ирина.

Кирилл медленно осел на асфальт.

Ирина обняла мужа, пытаясь поднять его с земли, нашла в кармане сотовый телефон, с третьего раза, путаясь в цифрах, набрала телефонный номер:

— Андрей Михайлович! Кирилла убили!!!

Через пять минут по ночному городу к дому Костроминых пронеслись три "Хаммера" с мигалками.

Через неделю Ирина в черном закрытом платье фасона десятых годов стояла у раскрытого окна. За ее спиной переминался с ноги на ногу Кузя.

День был невероятно жаркий. Окно было раскрыто, и по комнате гулял легкий сквозняк. Редкое Петербургское солнце сегодня расщедрилось — позолотило старинную, натертую воском мебель, играло на стеклах многочисленных фотографий, сверкало на выставленных в специальном шкафу у дальней стены коллекции минералов, что привез в Санкт-Петербург прадед Ирины, известный геолог и путешественник.

Ваза с виноградом, стоявшая на большом овальном столе, привлекла внимание нескольких пчел. Они устроили в воздухе над столом веселую возню, пока Кузя аккуратно не поймал их всех в кулак и выкинул в окно.

Он с грустью смотрел то на Ирину, то на фотографию Кирилла в траурной рамке. Фотографию, стоящую на антикварном комоде у окна, щедро позолотило солнце и Кирилл, казалось, сам излучал сияние. Это был один из первых фото опытов Ирины, очень удачный, Кирилл очень любил этот портрет, гордился тем, как легко его жена освоила хитрую премудрость художественной фотографии. Этот снимок стоял на комоде уже семь лет. Теперь рядом с ним лежало свидетельство о смерти.

— Ир, ты бы к нам, что ли переехала. Бабушка тебя звала.

— Ага… А он приедет, дома никого нет… В парадном ему ночевать, что ли?

— Ир.

Ответом было только молчание.

— Ира.

Также не раздалось ни слова.

— Ирина Петровна?

Ирина дернула плечом:

— Кузь. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты меня так называешь… Как на следствии…

— Ира. Он не вернется…

— Неправда, неправда! Не говори так! Тебе то что, жив он или умер, а я…

— Мне тоже не все равно. Я ему жизнью обязан.

— Ты? — Ирина на миг отвернулась от окна, но только для того, чтобы взглянуть на портрет мужа, — Никогда не рассказывали. Ни он, ни ты…

— Помнишь, когда ему дали второй орден Красного знамени?

— До конца жизни не забуду! Вместо годовщины свадьбы чуть не… — она безнадежно махнула рукой, — А он ведь так и не сказал, за что…

— Раз он не говорил, что там за дело было, то и я не скажу, но одним из тех людей, что он спас, был и я.

— Господи, твоя воля! Да, это через год было, после того…

— Я как раз в армии служил.

— Ты… ведь в Чечне служил… Ах… Он никогда… Кузя, ты пойми… Он вернется… Они же не дали мне даже взглянуть на него, на мертвого… Просто дали свидетельство… Я не верю им… Андрей Михайлович что-то скрывает. Он даже не принял меня, когда я попросила о встрече.

Сегодняшний день.

Подготовка к летнему саммиту Большой Восьмерки затронула все властные структуры. Вот и в кабинете прокурора города обсуждался вопрос безопасности проведения столь важного мероприятия. Но в данный момент обсуждался вовсе не саммит.

За столом друг напротив друга, сидели прокурор области и прокурор города. Поодаль от них сидел незаметный мужчина в штатском, что-то рисуя у себя в блокноте.

Прокурор области возмущенно смотрел на своего коллегу, как будто он был виноват в случившимся.

— Нет, только этого нам не хватало! Как раз перед саммитом, будь он неладен! — поперхнувшись этими словами, он бросил взгляд на незнакомца.

Тот не прореагировал.

Прокурор города тяжело вздохнул и неодобрительно покачал головой:

— Николай Егорович. Никаких вампиров перед саммитом не будет. Надо Костромину подключать. Она и разберется и экспертов подберет, они заключение напишут, так что комар носа не подточит. Опять же этот ее доктор в своих кругах — авторитет. Скажет — мутация, все решат — мутация.

— Главное, чтобы до его заключения ведьмак его с саблей прошелся по тем подвалам. Тогда и заключение, ему писать, а нам читать спокойнее будет. А то, как в Чернильнице… Дураков этих послушались, археологов!

Прокурор города неосознанно поднял руку перекреститься, но опомнился, сдержал себя:

— Ох, и было страху!… А в Осельках!

Прокурор области бессознательно перекрестился на передний угол, в котором висел портрет Президента, потом понял значение своего жеста, снова покосился на сидящего поодаль человека и в сердцах плюнул: