Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

— Почему? — Гийс незаметно вытер рукавом губы и с интересом посмотрел на девушку. Когда он сказал, что она ему очень нравится, это была почти ложь: она нравилась ему безумно. И теперь он боялся за себя. — Из-за тебя?

— Да при чем тут я! Он ведь крупно влип, когда Локлан бежал и его здесь бросил.

— С чего ты взяла?

— А ты ничего не знаешь? Он тебе не рассказывал?

— Да нет, мы с ним о таких делах не разговариваем.

— Тогда я даже не хочу знать, о чем вы с ним разговариваете. Все про девушек, небось? — Она обняла его за талию и прижалась к сильному бедру. — Когда я рассказала ему про злоключения Ракли, он совсем сник и раскис. Может, ты его как-нибудь поддержишь по-свойски?

— А что с Ракли?

— Ты и этого не знаешь? Прекрасно! Вы тут что, совсем в другом мире живете? Ракли схватили и посадили под замок. В темнице он теперь.

— Кто? За что? — Гийс был потрясен и не скрывал этого.

«Зря я затеяла этот дурацкий разговор, — подумала с досадой Велла. — Сама себе удовольствие испортила».

— Говорят, за то, что хотел бежать из замка вместе с Локланом.

— Чушь! Зачем и куда ему бежать?!

— Это не нам судить. Схватили и схватили. Только Хейзит переживает теперь, что его… — Она чуть было не сболтнула «лишат денег», но вовремя спохватилась: —…тоже заодно в каркер посадят. Он ведь печь тут городит по договоренности с Локланом и с разрешения Ракли. Дело, кажись, выгодное. Могут и отнять.

Гийс о чем-то напряженно думал.

— Послушай… — Велла снова приблизила раскрасневшееся лицо к губам Гийса. Хорошо, что в темноте он не видит, какая она сейчас пунцовая от смущения и уродливая. — Эй, я тут, с тобой! Ты меня слышишь?

— Да. — Гийс сверху вниз посмотрел на милую собеседницу и улыбнулся: — Я тебя слышу, и мне приятно.

— Если это объяснение в любви, то оно принимается, — показала белые зубки Велла. — Тебе сейчас обязательно куда-то уходить, Гийс? Гийс — это ведь значит «яркий»,[11] я правильно понимаю?

— А Велла — от «решительной» или «живущей у ручья»?[12]

— Ну, если Бехему называть ручьем…

— В таком случае я буду называть тебя решительной девушкой, живущей у ручья.

— А вот тебе, похоже, решительности не хватает.

— В чем?

— В том! Разве ты не хочешь меня обнять?

Он послушно обнял ее, будто только и ждал этого.

— Кажется, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — с неожиданной грустью заметила Велла, напрасно поискав в темноте губы Гийса. — Хочешь угадаю?

— Попробуй.

— Что тебе попалась слишком доступная девушка. Привычная к подобным обниманиям и поцелуям, потому что чем же ей еще заняться после того, как она разнесла посетителям таверны их заказы.

— Перестань…

— Вот видишь!

— Нет.

— Что «нет»?..

— Не вижу. Но чувствую.

— Да?

— Потрогай сама…

— Там?

— Больше негде.

— О-о-о!

— Вопросы остались?

— Можно я…

— Что?

Она шепнула ответ ему на ухо, словно боясь, что их кто-нибудь услышит. Он тихо рассмеялся. Сжал красивое личико девушки в ладонях и поцеловал в лоб, нос, губы, подбородок. Она торопливо высвободилась и нырнула куда-то вниз, так что он теперь мог различать и самозабвенно гладить разве что ее шелковистую макушку…

Кто-то гладил Хейзиту макушку. Было так приятно, что он не сразу решился открыть глаза. Над ним склонилась Велла. Пламя чудом не погасшего костра золотило пряди ее распущенных волос.

— Ты так сладко спал! Я не хотела тебя будить, — услышал он ее голос, хотя губ видно не было: тень скрывала лицо. — Но мне нужно тебе сказать кое-что важное.

— Ты мне снишься?

— Снюсь. — Рука опровергала слова, но хотелось верить. — Послушай, ты не будешь очень возражать, если я и Гийс… ну, понимаешь… если мы с ним… нет, не смотри на меня так… ты уже понял… да, если мы с ним поженимся… я его полюбила.

— А он тебя? — Сна как не бывало. Хейзит привстал на локтях так резко, что чуть не столкнулся с Веллой лбами. — Где он?

— Я тут.

Гийс сидел у костра и понуро, как показалось Хейзиту, ворошил палкой угли.

— Куда ты делся? Я обыскал весь лагерь… Так ты что, любишь ее? Уже любишь?

— Уже люблю, — как-то невесело усмехнулся Гийс. — И потому мы испрашиваем твоего согласия как старшего брата. Я предлагал ей дождаться утра, но…

— Но мне не терпится! — закончила за него девушка. — Да и спать мне не меньше твоего хочется. Но не могу же я спать с чужими мужчинами.

— Я тебе не чужой, — напомнил Хейзит. Он постепенно начинал сознавать, что происходит. И это сознание заливало его новой волной неразрешимых вопросов. — Я твой брат, старший, как правильно заметил Гийс. Так вы спрашиваете моего разрешения?

— Испрашиваем, — подтвердила Велла, на четвереньках отползая к костру и беря Гийса за руку. — Ты согласен?

— А если нет? — поинтересовался Хейзит. — Если я откажу, вы что, перестанете встречаться?

— Вряд ли, — признался Гийс, в котором все еще не узнавался тот прежний, молодой и задорный, помощник свера, каким знал его Хейзит.

— В таком случае… — Хейзит сделал паузу и неторопливо поднялся на ноги. Голос его зазвучал торжественно: — В таком случае, сестра моя и ты, друг мой… Я согласен!

Велла взвизгнула от радости и бросилась на шею избраннику, который чуть не упал вместе с ней в костер. «Можно подумать, — размышлял, глядя на нее с улыбкой, Хейзит, — будто она ожидала от меня чего-то иного. Маленькая хитрюга. И что только она нашла в Гийсе?»

— Как вы понимаете, — добавил он, снова укладываясь на ветки и позевывая, — я согласился только потому, чтобы теперь вы могли утихомириться и лечь спать. Спокойной ночи.

Он и в самом деле моментально заснул, а когда проснулся и обнаружил, что снова лежит в шатре один, сперва решил, будто ночной разговор ему лишь пригрезился. Слишком много всего произошло за последние дни. Бегство покровителя, потеря собственной несбыточной любви, треволнения о судьбе таверны и матери, стычка с жуткими чужеземцами, страх безвозвратной потери всего, внезапное решение сестры, новые семейные узы с недавним другом — все это сейчас навалилось на него неподъемным снежным комом и придавило бы к земле, если бы не отрезвляющее воздействие холода. Костер погас. Вероятно, уже давно. В жиденьких лучах света, пробивающегося с улицы, дыхание превращалось в густые облачка пара. Надо было брать себя в руки, выходить к людям и снова делать вид, что все знаешь и понимаешь.

С неба валил снег. Ноги сразу же увязли по колено в сугробах. Исчезло Пограничье. Растворился в сером тумане замок. Только стена будущей мастерской возвышалась, как прежде, да кое-где вспыхивали огни в печах гончаров.