Пол Кемп - Царство Тени

Тот его двойник, с которым мы сражались в Чаше, — сказал Ривен. — Настоящий Кессон Рел должен быть сильнее.

Кейл кивнул.

— Я знаю.

Ривен отвёл взгляд, кивнул, наконец нагнулся и погладил своих собак — прощальный жест. Он выпрямился.

— Ничего не поделаешь. Давай собираться.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

4 найтала, год Грозовых Штормов

Бреннус сжимал в руке платиновое ожерелье матери. В гранях гранатов, как огонь, блестел отражённый свет сияющих сфер.

— Красиво, — сказали сидевшие на его плече гомункулы.

Бреннус кивнул. Его отец подарил матери это ожерелье несколько тысяч лет тому назад, в ночь, когда она умерла. Той ночью её тело обнаружили в покоях, как будто она умерла во сне, но пропавшее ожерелье указывало на другое — убийство. Несмотря на поиски по всему городу с помощью магических и обычных средств, ожерелье так и не удалось найти.

До сегодняшнего дня.

Бреннус обнаружил ожерелье зарытым в мягкую почву сембийского луга, когда пытался определить местонахождение женщины Эревиса Кейла, Варры. Варра, которую преследовали живые тени, необьяснимым образом исчезла с лица Фаэруна. Бреннус обыскивал луг, на котором она пропала. Подсказок о судьбе Варры он не обнаружил, зато нашёл подсказку о судьбе своей матери.

Эта находка встревожила его. Он вспомнил слова Ривалена о том, что в происходящие в Сембии события вовлечены Маск и Шар. Как и Ривален, Бреннус не верил в совпадения.

Он перевернул ожерелье и прочёл надпись на обратной стороне подвески, слова из другой эпохи, возродившиеся из неглубокой сембийской могилы: «Моей возлюбленной Ашалар».

Про ожерелье он никому не сообщил: ни Ривалену, ни отцу, ни другим своим братьям. Из-за находки снова вскрылась старая рана забытой скорби, вернув воспоминания и чувства, которые он похоронил много веков назад вместе с телом матери. Может быть, поэтому он и не стал делиться своим открытием с братьями или отцом. Не видел причин воскрешать их угасшую скорбь.

Он использовал несколько заклинаний, чтобы подтвердить подлинность ожерелья, использовал его в качестве фокуса для других заклинаний, пытаясь узнать судьбу матери, и не добился успеха. Тысячи лет прошли с её смерти. Бреннус знал, что убийца уже мёртв. Но по-прежнему не знал правды. По крайней мере, он должен был узнать истину ради матери.

Мать была ему ближе, чем любому другому из братьев. Она воспитала в Бреннусе любовь к конструктам, хлопала в ладоши, видя его первые автоматоны из дерева и кожи, которые он строил мальчишкой. Искусство прорицания он освоил позднее, по просьбе отца, чтобы узнать судьбу матери.

Но истина сбежала от него тогда, как и сейчас, и на продолжение расследования не было времени. Ему придётся направить всё своё Искусство на Эревиса Кейла, Кессона Рела и на Бурю Теней. Если они с Риваленом хотят исполнить задание его всевышества и захватить Сембию, превратив её в рабочую лошадку, чтобы возродить Нетерильскую империю, им потребуется информация. Для этого им нужно было королевство, на котором война оставила лишь слабые шрамы.

Но Буря Теней, если не остановить её в ближайшее время, слабыми шрамами не ограничится.

Его лишь немного смущали религиозные последствия того, что два самых могущественных слуги Шар, ночной провидец Ривален и Божественный Кессон Рел, стремятся к противоречащим друг другу целям. Вера Бреннуса в Шар начиналась и заканчивалась просто словами, и существовала в основном для того, чтобы удовлетворить его отца и Ривалена. Вера не сумела пустить корни у него внутри. Какой бы конфликт не разгорелся в сердце церкви Шар, это было заботой Ривалена. Хотя его же заботой станет необходимость отвечать перед его всевышеством, если Ривален не сможет остановить Кессона Рела.

Бреннус положил ожерелье матери во внутренний карман, у сердца. В голове неожиданно вспыхнуло воспоминание — запах её тёмных волос. Вокруг забеспокоились тени. Он вспомнил её смех, чистый, непринуждённый звук…

— Теперь домой? — в унисон спросили гомункулы, вернув его в чувство.

— Да, — ответил Бреннус. Он притянул к себе тьму, нарисовал в сознании круглый зал для предсказаний в его особняке в анклаве шейдов, и шагнул туда сквозь тени.

Почувствовав, как изменился воздух, он улыбнулся. В отличии от влажного воздуха Селгонта, пропитанного привкусом моря, холодный воздух анклава нёс в себе густую, агрессивную сухость великой пустыни, над которой парил город, хотя ей недолго было оставаться пустыней.

Во мраке, приятном сумрачном воздухе дома, возникали и растворялись эфемерные ленты тени. Крышу над круглым помещением, в которым Бреннус совершал самые сложные свои прорицания, венчал купол из дымчатого кварца. Сквозь купол сочился слабый свет звёзд — робкими точками, едва способными проникнуть сквозь дымку.

— Дом, — радостно сказали гомункулы. Они спрыгнули с плеч Ривалена, приземлившись на отполированный пол, и начали принюхиваться, периодически взвизгивая от удовольствия.

— Мышиное дерьмо! — сказал один из них, высоко подняв крошечный шарик мышиного помёта, будто трофей.

Бреннус улыбнулся и покачал головой в ответ на их дурачество. Он прочитал заклинание магического послания и отправил сообщение своему сенешалю, Лаарилу.

Я ненадолго вернулся в анклав, чтобы заняться Искусством. Через четыре часа я буду готов к трапезе.

Я прослежу, чтобы трапезу приготовили. Добро пожаловать домой, принц Бреннус.

Он позволил гомункулам порезвиться какое-то время, а потом ступил в центр прорицательного зала, где стоял куб из потемневшего серебра, высотой с половину человеческого роста, расположенный так, чтобы воспользоваться выгодой незримых линий волшебной энергии, пронизывающих мир. Гомункулы, завершив свой обонятельный ритуал воссоединения с родным домом, вскарабкались по его мантии и заняли своё обычное место на плечах.

Он поднёс открытую ладонь к одной из граней куба. Гомункулы, хихикая, повторили его жест. Из его руки вырвались тени, лизнув куб. При их прикосновении серебрянная поверхность приобрела глубину. Тусклость на серебре стала вращаться туманным океаном жидкого металла.

Когда куб наконец пробудился, Бреннус начал своё исследование. Он творил одно прорицающее заклинание за другим, исследовал прошлое и настоящее, обыскивал весь Фаэрун. С его кожи тели пот и тени. Работал он в тишине, и гомункулам скоро стало скучно — они заснули у него на плечах, облокотившись об уши Бреннуса. Их храп не мешал его концентрации.

Несмотря на широту охвата, прорицания Бреннуса заканчивались по большей части ничем. Про Варру он ничего не узнал: она по-прежнему… отсутствовала. Ничего не узнал он и об Эревисе Кейле — ни о том, чем он сейчас занят, ни о его местонахождении. Охранявшая Кейла сила позволяла ему ускользать из хватки любых прорицающих заклятий. Бреннус подозревал, что его может укрывать сам Маск.