Тимофей Печёрин - Бремя чужих долгов

Проникнуть в комнату монаха и добраться до его одеяния, небрежно заброшенного в сундук, оказалось еще полдела. Дальше потребовалось рясу незаметно вынести и столь же незаметно доставить к себе в комнату. Сделать же это оказалось не проще, чем сунуть за пазуху толстый шерстяной плед. Или половик.

Только когда вопросы с деньгами, перекусом для меня и маскировкой Аль-Хашима были решены, я принялся за фигуру. Просидев за рисованием до полуночи, пока глаза слипаться не начали. Продолжить пришлось наутро и затратить еще не менее трех часов.

Когда фигура была закончена и алхимик, вызванный моим духом, перенесся в комнату постоялого двора, первое, что я от него услышал, были слова критики. Ибо фигура по мнению Аль-Хашима получилась у меня кривоватая и не вполне четкая. Из-за чего он, величайший из алхимиков, мог вместо Краутхолла отправиться незнамо куда. А все потому, что я — дилетант и верхогляд, как все самоучки. А также просто торопыга, одержимый разными глупостями.

Я слушал его сетования вполуха.

Зато идею насчет рясы Аль-Хашим одобрил, причем совершенно искренне. «О, беспокойный юнец, — говорил он, — теперь могу поклясться перед кем угодно, что ты не безнадежен!» Какая ни есть, а похвала.

Вдобавок, что ценно, алхимик не стал жаловаться на такую мелочь, как ряса не по размеру. Хотя я, например, не мог не заметить, что подол монашеского одеяния, надетого на моего спутника, волочится по земле. Да и телосложением прежний владелец рясы был полноват — в отличие от Аль-Хашима. Но что делать?

Надев рясу, алхимик в довершение накинул на голову капюшон. Сведя тем самым шансы быть узнанным если не до нуля, то, я уверен, до весьма близкой к нему величины.

— Ну что? Готовы? — спросил я, и Аль-Хашим кивнул, — тогда в путь!

Комнату и сам постоялый двор мы покидали по очереди. Первым на улицу выбрался мой спутник. И заметил между делом, что держатель постоялого двора провожал ложного монаха взглядом одновременно подозрительным и растерянным. Не иначе, пытался вспомнить, когда это успел дать приют человеку в рясе. И не мог.

А спустя несколько минут вышел и я. Заодно сдав ключ от комнаты. Когда же постоялый двор наконец остался за спиной, мы с Аль-Хашимом направились к городским воротам. Теперь уже держась вместе.

Ворот, впрочем, мы так и не достигли. На полпути дорогу нам заступила девушка… точнее, молодая женщина с черными как смоль волосами и чуточку раскосыми глазами. Да строгим смугловатым лицом. Соотечественница Аль-Хашима, еще подумал я тогда. А может, и в этом мире без цыган не обошлось.

Кстати, возможно, этой встречи я мог бы избежать. Если б солнце не светило слишком ярко, не напекло мне голову и, как следовало ожидать, не заставило снять шлем. Не окажись я, вернее, сэр Готтард, вновь узнанным, не пришлось бы за деяния доблестного храмовника отдуваться. Уже не в первый раз.

Ах, если б да кабы…

— Сэр Готтард, — не спрашивала, но, скорее, решила уточнить черноволосая женщина, — да благословит Хранитель ваш путь. Да воздаст он вам за ваши подвиги.

— Приветствую и тебя… сестра во Хранителе, — отвечал я с неохотой. Тратить время на пустые, даром, что приятные, разговоры мне не хотелось. И потому, дежурно ответив на приветствие, я попытался было обойти женщину и продолжить путь.

Но не тут-то было.

— О, доблестный сэр Готтард, — черноволосая горожанка не унималась и отставать, похоже, была не намерена, — сам Хранитель послал вас мне навстречу, чтобы я могла отблагодарить вас как подобает. Помните? В прошлый свой приход в наш славный город вы убили ведьму, досаждавшую честным подданным его величества. И семейству моему в том числе.

— Полно вам, госпожа, — изрек я в ответ с гордым видом, — не ради благодарности я брожу по стране, истребляя исчадья ада. Все, чего хочу — чтобы стало этих исчадий меньше. А силы Зла сделались хоть чуточку, но слабее. Если смогу добиться этого, я умру, зная, что жизнь земную прожил не зря. Надеюсь на это…

На самом деле надеялся я, что моя речуга вынудит настырную женщину оставить-таки в покое странного юродивого, за которого я тщился себя выдать. Однако, похоже, я сильно недооценил ее упорство.

— Я не прощу себе, если не смогу хоть как-то выразить свою благодарность избавителю, — пропела черноволосая, — и хотела бы пригласить вас… со святым отцом… братом…

На последних словах она еще в недоумении покосилась на Аль-Хашима.

— Его зовут брат Алонсо, — брякнул я, а алхимик при этом сложил ладони в молитвенном жесте и слегка склонил голову.

Добро, хоть имя, пришедшее мне в голову, было похоже на то, что на самом деле носил мой спутник.

— Я хотела бы пригласить вас, сэр Готтард, и вас, брат Алонсо, на обед, — наконец изложила женщина свою просьбу, — и хотя я понимаю, сколь ничтожна моя благодарность по сравнению со славными вашими деяниями…

— О, милостивая госпожа, — не выдержав, перебил ее Аль-Хашим, — да зачтутся вам ваши светлые чувства. Так жаль было бы обидеть вас. Так что я думаю, мы с сэром Готтардом не потеряем много времени, если почтим ваш дом своим присутствием. Не так ли, сэр Готтард?

Обороняться на два фронта оказалось совсем уж невозможно, и я кивнул. Только и смог сказать:

— Не представится ли… милостивая госпожа?

— Нела. Госпожа Нела, — охотно молвила черноволосая и церемонно поклонилась, — мой дом недалеко.

Путь до дома госпожи Нелы и впрямь занял у нас минут десять, едва ли больше. Сам дом смотрелся величественно: массивный, каменный, обнесенный высокой оградой. Эдакий маленький замок. Причем с пристройкой-башней, что еще более усиливала сходство. Круглая и остроконечная, похожая на исполинский карандаш, башня возвышалась над домом почти на два дополнительных этажа.

Единственного взгляда мне хватило, чтобы догадаться: дом этот стоит уже не первый век. И только явная старость его не позволяла назвать жилище госпожи Нелы красивым.

Проявлялся почтенный возраст дома повсюду. Начиная с потемневших каменных стен и выцветшей, побуревшей черепицей — и заканчивая внутренним убранством.

Несколько деревьев, обитателей небольшого садика, давно одичали. И вдобавок были вынуждены делить доставшийся им клочок земли с зарослями диких же кустов и явно сорной травы. Эта, последняя, уже вступила в схватку за жизненное пространство даже с вымощенной булыжником дорожкой от ворот до крыльца. Робкие пока еще росточки, пробивавшиеся через зазоры между камнями дорожки, один только я успел заметить трижды, когда в сопровождении старика-лакея мы с Аль-Хашимом и хозяйкой дома миновали ворота и прошли к парадному входу.