Рихтер - Хроники Торинода: вор, принц и воин

– Ну, как хочешь,- в сердцах сказал Ольг и снова лег. Не его это беда. Но завтра он намеревался разбудить Элиа очень рано и вести без привалов весь день. Его раздражало то, что Элиа не умел или не хотел (второе более возможно) слушаться советов старших и более опытных людей.

К его удивлению, когда он проснулся, Элиа уже был на ногах. В котелке над костром уже кипела похлебка, а Дон с хрустом поедал овес. Сам мальчик тщательно умывался еще оставшимся в лесах холодным снегом. Ольг с удивлением заметил, что солнце еще даже не совсем поднялось на небосводе.

Наверное, требовалось что-то сказать: слова извинения за свой вчерашний тон или что-нибудь в этом роде, но Ольг не мог. Он был молчуном и не очень-то умел извиняться, когда был не прав. Вот доказывать свою правоту любым возможным способом – другое дело. Но Элиа – и в этом тан давно уже успел убедиться – тоже не всегда был беззаботным мечтателем, видящим драконов в белых облаках. Иногда на мальчика находила такая твердая, несгибаемая уверенность в себе, какую очень трудно было представить даже в нем самом, природном вожде, тане и потомке танов.

Поэтому Ольг тоже не сказал ни слова. Про них сейчас, наверное, можно было сказать просто: "нашла коса на камень". Кто уступит первым – неведомо.

После короткого завтрака они снова шли по полям. Можно было по дороге, но так, не по тракту, они могли скостить пару дней пути, и Ольг ухватился за эту возможность. Заблудиться он не боялся – не было еще такого места, где бы заплутал юноша, воспитанный воинами и охотниками.

Они шли красивыми нелюдными местами. Здесь, ненамного южнее Нарита, все же и весна наступала раньше, и травы росли не такие, и птицы пели по-другому. Чуть-чуть, но все было иначе. Темные хвойные леса Севера сменялись стройными сосновыми борами, в которых так легко было дышать, а затем и веселыми березовыми рощицами, похожими на молодых девушек. Иногда путникам встречались небольшие деревеньки на сорок-пятьдесят дворов, видно принадлежавших одному роду. Ольг заметил, что их встречали приветливо, не боясь. Видно здесь никто не слыхал о разбойничьих нападениях, волной прокатившихся на севере осенью. Счастливый край…

Снега почти сошли, и Ольг как-то мельком подумал, что скоро деревья покроет нежная зеленая листва. Раньше он очень любил эту пору, когда деревья примеряют прозрачный изумрудный наряд, а теперь подумал об этом как-то равнодушно.

Море, вот что его волновало. Ближайший порт, где они – на счастье свое или на беду – должны были сесть на корабль до города Неара – столицы Торинода, куда так рвался чокнутый Элиа. Ольг знал об этой стране только то, что ему рассказал Элиа, да еще – что-то основательно позабытое из слов наемного учителя, когда-то жившего у них в замке. Жаркая южная страна на берегу океана, вспомнилось ему. Вот только светлокожий медноволосый мальчик мало походил на южанина. Хотя… Ольг смутно припоминал, что отец Элиа вроде был смуглым. И седым, хотя выглядел далеко не старым. Как странно, подумал Ольг, я вспоминаю сейчас те дни и смотрю на себя как на мальчишку, ничего не понимавшего в жизни, а ведь я тогда уже был опытным воином. Вождем над отрядом воинов. А вот вспомню, как пытался Дона объездить и думаю – ну как есть мальчишка, решивший покуражиться силой и ловкостью.

Ольг совсем забыл, что он и есть шестнадцатилетний мальчишка, пусть проливавший кровь – и свою и чужую.

Элиа, оказывается, это помнил.

– Ладно, – сказал он ближе к вечеру, когда солнце заторопилось на запад, за горизонт,- Давай мириться.

Они так и перемолвились ни одним словечком все то время, пока ехали. Ольг хотел было гордо вздернуть нос и вообще устроить представление на тему "не смей перечить старшим", но передумал, увидев улыбку Элиа. Она не была смущенной и виноватой. Элиа все-то хорошо понимал и заранее предвидел оскорбленную реакцию тана.

Ольг уставился на роскошный, расцвеченный необыкновенными цветами закат. Элиа посмотрел туда же.

– Красиво,- сказал он и только.

А ведь у тебя больше никого нет на свете, нашептал тану внутренний голос, чем-то очень похожий на голос рассерженной Кирен. Ольг повернулся лицом к Элиа: тот, не мигая, смотрел прямо на солнце. Вот ведь дурак, ослепнет же, колыхнула душу тревога, и Ольг, непроизвольно дернулся:

– Да ладно, мир, мир. Только на солнце так больше не смотри – без глаз останешься! Я тебе поводырем не буду, ты учти,- Элиа доверчиво поглядел на него и Ольг досадливо добавил,- Ну прости меня, дурака. Я такой: сначала говорю, только потом думаю.

В закатной живой тишине раздался тихий голос Элиа:

– И ты…извини…я не хотел так о твоей семье…

– Мир?- Ольг протянул ему свою тяжелую твердую как дерево руку.

– Мир.

– Не так, Элиа!- раздался наставительный голос где-то над головой. Элиа поднялся с земли и принялся встряхивать с одежды грязь. Его так и подмывало на язвительное замечание, которое он непременно бы сказал, если бы не боялся, что Ольг прекратит его учить. Как выяснилось, воинское искусство состояло вовсе не из мастерского умения махать мечом направо и налево, хотя и это было очень важно – после. Сейчас самое важное состояло в том, чтобы научиться падать из любого положения, не переломав себе рук и ног и не свернув шею.

– Как только научишься падать,- сказал Ольг в начале занятия,- научу держать равновесие в любой ситуации.

Сейчас у Элиа болело все тело, он бы все, что угодно отдал за пуховую перину, в которую можно зарыться с головой и ничего не чувствовать, но он не просил пощады. Ольг с усмешкой наблюдал за страдальческим видом мальчика, но закончить занятие тоже не предлагал. Когда ему было шесть лет, его учил этому один старик, друг его отца. Маленький Ольг потом неделями страдал от громадных синяков по всему телу, но молчал, как и положено было сыну тана.

Эта был третий вечер после того как они вышли из Келона. Они остановились на опушке красивого леса прямо около тракта, покормили Дона, развели костер, и Элиа напросился. Сам. Ольг его за язык не тянул, но поговорку "за что боролись, на то и напоролись" ехидно напомнил. Наконец, Элиа в сотый, наверное, раз грянул оземь и сказал серьезно:

– Нет, я больше не могу. Давай передохнем, иначе я прямо здесь умру.

– Не вставая?- лукаво спросил Ольг. Элиа лежал на земле, уставясь на небо и, судя по всему, ни на какие движения больше способен не был.

– Ага,- хрипло сказал он. Плевать на грязь, на сырую землю, еще даже травой не покрытую. Элиа расхотелось быть воином. Еще одного такого вечера он не переживет, это ясно. Если Ольгу надо, то он пусть воюет, сражается, а он посмотрит… И почему ни в одной книге не рассказывалось, что каждая кость, каждый мускул могут так ныть от боли?