Александр Гуров - Ученик некроманта. Мир без боли

— Хочешь знать, почему я ухожу? Не из-за Энин, нет. Хотя в твоих словах есть доля истины. Я ухожу потому, что все восемь лет жил памятью о прошлом, желанием вернуть утраченное и — местью. Я твердил себе, что найду виновника всех своих бед. Теперь нашел и не отступлюсь.

В комнату зашел Дайрес, введя на поводке откормленное гладкошерстное животное молочно-белого цвета. Кривые ноги существа заканчивались копытами на передних лапах и мягкими, как у кошки, подушечками на задних. Неравномерно патлатая шерсть на морде каскадом падала на глаза, закрывая слепуну обзор. Но зверь неплохо ориентировалась без помощи зрения, причем в темноте чувствовала себя еще и увереннее, чем при свете.

— Хорошо, — вздохнул вампир. — Я отведу твоих живых к границе. Но на большее не рассчитывай.

— Спасибо.

Сандро встал и, не прощаясь, ушел. Батури проводил взглядом некроманта и имитатора, тенью последовавшего за ним. Посмотрел на слепуна. Бездумное создание, почуяв неладное, затряслось. Вампир медленно подошел к нему, что-то тихо шепча. Своим тихим, гипнотическим шепотом успокоив животину, впился в шею жертвы, легко прокусывая тонкую и нежную кожу.

Кровь и впрямь напоминала человеческую, но сильно горчила и оседала на языке неприятным послевкусием. Батури недовольно сплюнул и к животному больше не притронулся. Позже, когда придет время, он утолит свою жажду человеческой, дурманящей, как вино, кровью. А сейчас… что ж, Высший вампир без труда переносит голод.

Тем временем Дайрес, вновь выполнявший роль проводника, повел некроманта запутанными ходами. Сандро отметил, что этой дорогой еще ни разу не ходил, и, глядя на выщербленные, потрескавшиеся стены, местами скрытые тугими кожаными полотнами, заменяющими ограждающие леса, спросил:

— Куда ведешь?

— Пока ты и… — имитатор недоговорил, глубоко вздохнул и ответил: — Рыжую вытащили из цилиндра.

От этих слов у Сандро перехватило дыхание, закружилась голова. От нахлынувшего адреналина сердце забилось учащенно, вокруг все поплыло.

— Как она? — с трудом выговорил он.

— Сейчас увидишь, — пообещал Дайрес, выводя некроманта к покоям девушки.

Сандро на цыпочках, тихо, незаметно проскользнул в комнату и застыл над кроватью, в которой, изредка коротко вздрагивая, спала Энин. Некромант даже не заметил, как ушел Дайрес, — все его внимание было отдано возлюбленной. Он остался у постели девушки и, насладившись ее сонной, молчаливой красотой, ощутил истинное, искреннее счастье.

И было так, пока не пришли мысли.

Сутки напролет, не отрываясь на сон и еду, наплевав на то, что время по цене приравнивалось к жизни, а промедление было смерти подобно, он провел у ее кровати. Ждал пробуждения возлюбленной с нетерпением и страхом. Что будет, когда она проснется? Счастье? Благодарность? Упреки? Он не знал. Бесконечно думал об этом и боялся думать. Хотел, чтоб все было лучше, чем у всех. И понимал, что не дождется этого. Она стала другой. Изменилась до неузнаваемости. Эти глаза, сейчас закрытые, раньше их переполняло добро, позже — зло. Чего ждать теперь? Неизвестность.

Эта неизвестность заволокла Сандро, закружила в вихре неразрешимых вопросов, окутала его страхом и сомнениями. Теперь он не знал: хочет ли быть здесь в тот миг, когда Энин проснется? Что будет, если она изольет на него поток ненависти? Как жить дальше? На что надеяться? Не легче ли оставить все, как есть? Он все равно уйдет. Бросит ее на попечение Батури. Покинет, чтобы никогда не вернуться из своего безнадежного похода. Стоит ли перед дорогой выслушивать Энин? Или проще уйти, не прощаясь…

Он все думал и думал. Мысли менялись с невероятной частотой, одни исчезали — всплывали другие.

— Проклятье… — Сандро сжал виски, не выдержав потока разбушевавшегося сознания. Он бы встал. Ушел. И сделал бы правильно, но она открыла глаза.

— Энин? — не своим голосом выдавил Сандро, и сердце его остановилось.

— Уйди, — прошептала она в ответ. — Не хочу тебя видеть…

— Я уйду. Уйду навсегда из твоей жизни. Только выслушай прежде, чем прогонять.

— Говори, что хотел. И уходи.

— Пять лет я жил в ненависти. В борьбе за жизнь, за свободу, за что-то, чего у меня не было. Все это время бежал в никуда. Все делал напрасно, пока не появилась ты, — на одном дыхании прошептал Сандро и задохнулся от нахлынувших чувств. Судорожно глотнул воздуха и заговорил вновь: — Если я сделал что-то не так, чем-то обидел тебя — прости. Прости меня и знай… — я никогда не говорил тебе этого, не находил в себе сил. Я люблю тебя! Люблю так, как никого никогда не любил…

Губы Энин изогнулись в издевательской улыбке. Она была слаба. Силы еще не вернулись к ней. Слова давались с трудом. Но, улыбаясь, она ответила тихим, придушенным шепотом:

— Ненавижу… ненавижу за то, что научил меня любить, а потом раздавил во мне это чувство.

Энин хотела добавить многое. Сказать, что вся ее жизнь, каждый день ее существования до появления Сандро, были пропитаны мерзостью, болью, предательством. Жизнь для нее была сном, кошмарным сном. И каждое утро, открывая глаза, она надеялась, что кошмар закончится. Но он не кончался. Пока не появился уродливый лицом и чистый душой мальчишка. Сандро перевернул мир с ног на голову, заставил поверить в то, что даже в монстре есть добро, а во тьме реальности — крупица света. Он убедил ее, растопил ее очерствевшее сердце лаской и теплом, подарил любовь. И она приоткрыла завесу своего недоверия, непростительно близко подпустила его к своей душе. А потом, показав свою истинную сущность, подлый мальчишка чередой предательств задавил, растоптал ее светлые чувства, вдребезги разбил ее сердце.

Еще многое она смогла б добавить, но одинокая в своих заблуждениях больше не проронила ни слова. Сандро попятился, увидев на себе ее взор: злой, презирающий, мертвый.

— Прости, — сказал он беззвучным, глухим голосом и, как пугливый мальчишка, стремглав выскочил из покоев Энин. Побежал по незнакомым лабиринтам, помчался дальше от ненависти, которую ощутил на себе вместо любви.

Сандро незамедлительно собрался в дорогу, гонимый одним единственным словом, которое осталось в его памяти после разговора с Энин: «Ненавижу». Ничего другого он не ожидал услышать. С этим ему придется жить, с этим — умереть.

Перед отъездом Сандро набросал короткое письмо:

«Моя любовь-птица, загнанная в клетку, соловей, рвущийся на свободу. Ключи от этой клетки у тебя. И если ты когда-нибудь решишь освободить мою любовь, разделить со мной счастье, только скажи-и я примчусь к тебе, даже если ты будешь на краю мира».