Дарья Еремина - Рождение Императора

Я сглотнул.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам рассказывал. Не уверен, что могу тебе рассказать это, лучше спроси у родителей сам.

— Хорошо. — Кивнул я. — Продолжим?

И перед глазами снова замелькали всевозможные деревья.

Когда начало смеркаться, Эзнер откланялся. Запомненного мной дерева мы не нашли. Я взял карандаш и открыл чистый лист в тетради. Никогда раньше не рисовал. Но внезапная мысль, что я могу «не случайно» забыть, как оно выглядит, напугала. Я начал рисовать широкую крону, незаметно переходящую в ветви. В этом была основная особенность: как отличается рука человека от плавника — так же отличались ветви обычных деревьев от ветвей того, из книги. Белые листья со множеством кончиков… Надо было сказать Эзнеру, что дерево — белое. Как же я не подумал об этом!

Второй рисунок получился более похожим на правду. Точнее стало понятно, что на рисунке — дерево. Кивнув, я отложил тетрадь. Прикрыв веки, я зажмурился. Глаза щипало. Хочу увидеть маму. И Целесс.

Я глубоко вдохнул. Мы не виделись меньше недели, но это уже стало вечностью. Мир изменился за эти дни. Они были нужны мне — необыкновенно сильно.

Кинув взгляд в окно, я встал. Стемнело. Мне, конечно же, не позволят взять летуна на ночь глядя. В общем-то, тут до Турхема полчаса пешком. Может, даже меньше. Дойду.

Открыв комод, я взял рубашку, завернул в нее книгу. С удивлением понял, что привык к балахону настолько, что не тянуло снять его. Пристроив реликвию подмышкой, ушел в невидимость и открыл дверь.

— Куда это ты собрался, на ночь глядя, босяк?

Я вздрогнул, оборачиваясь. Как он меня увидел? Их еще не учили разворачивать программы обратно…

На бордюре только что пройденного фонтана в своей обычной компании сидел белобрысый. Поправив книгу, я решил не обращать на него внимания.

— Он настолько глуп, что не знает о существовании обуви! — Крикнул «старший» и дружки засмеялись. Я остановился.

— О! Он настолько зол, что сейчас покроет льдом всю эту площадь!

Смех стал громче. Я пошел к школярам, сидящим на фонтане. Остановился, выходя из невидимости. Кто-то замолчал. Обежав взглядом веселую четверку, я взял книгу и передал ее парню, что благоразумно перестал смеяться. Отойдя на два шага, провел рукой по опухшей губе с саднящей ранкой.

— Он настолько силен, что боится убить одним словом! А потому все время молчит! — Улыбнулся белобрысый. Парочка слева от него было засмеялась, но быстро смолкла. Ты видок, вот что! — понял я неожиданно. И еще, ты — ланит или полукровка. И такому как ты могла бы достаться моя Целесс. Рот наполнился горечью и злобой. Поморщившись, я сплюнул. Парень наконец понял, чего я от него добиваюсь и встал. Двое справа поднялись за ним. Мне было все равно… Отступив на шаг, я чуть пригнулся, засучивая рукава.

Через секунду на меня дыхнуло ветром и я засмеялся. Я хотел, чтобы было более или менее честно — без магии. Но ты сам решил исход… Пусть будет магия. Только быстрее, мне нужно успеть повидать любимых…

Белобрысый ударил огнем, без обиняков, прямо в меня. Стало очень жаль парня, с его бесхитростным подходом. Шар ударился в ледяную стенку и зашипел. Между нами образовалась лужа. Собирая ее в ладони, я метнул две сосульки. Обе попали по бокам от «старшего» — в ноги дружков. Они закричали, вокруг тут же угасла невысокая стенка огня и туманный щит. Если хоть один преподаватель выглянет в окно…

Он посмотрел по сторонам, а я — на звезды. Ладно. Собрав воздух вокруг них троих, я пошел к книге. Хватаясь за горло, он выпячивал глаза и пытался вдохнуть. Ну, сделай два шага в сторону, тупица! Один из дружков догадался и сидел, с шумом пытаясь надышаться у фонтана. Это ведь надо такую комедию разыгрывать. Даже без тренировки ты можешь находиться без воздуха несколько минут. Хотя… Я улыбнулся, замораживая влагу на камнях у фонтана. Ты хотел льда?

Четвертый школяр одновременно пытался отдать мне книгу и убежать. Я поднял бровь, наблюдая за его противоречивыми движениями. В итоге он положил ее на краешек бордюра и замелькал пятками в сторону нашего корпуса. Белобрысый на карачках скользил по льду из вакуума к товарищу, все еще пытаясь что-то вдохнуть. Третий лежал без сознания с дыркой в штанине и сочащейся из нее тонкой струйкой крови. Ведь не вытащат тебя дружки… Убрав рамки, державшие пространство вокруг них безвоздушным, я пошел к воротам.

Когда мне было тринадцать, Целесс лишь смеялась… кошки не стало в мгновение. Лишь потом она поняла, как жутко и больно мне было в тот день. Я надеялся, что никогда мне не придется применять магию против людей. Но очень скоро я понял, что надеждам не суждено сбыться. А Учитель показывал мне все новые и новые приемы. Правда, он не любит воду так, как люблю ее я. Он предпочитает глубинную магию — составляющую самой жизни, не имеющую отношения к стихиям. Ему бы крылья Им Каруса сдались мгновенно. Но я не просил помощи.

Никогда раньше мне не приходилось так гулять. Вокруг было темно и пусто. Ветер трепал колосья на полях по обеим сторонам дороги. Не смолкая, трещали кузнечики. Под ногами же стелилась незнакомая глинистая земля, изъеденная трещинами. Иногда — щекотный пучок травы или камень. Кажется, я был счастлив. Как в объятиях мамы…Как в Целесс… Как за книгой, когда запустил шифр… Всегда по-разному, но одинаково сильно и незабываемо.

В город я пришел еще до полуночи, как и предполагал. Через двадцать минут летун приземлялся на башенке в резиденции Гильдии псиоников. Целесс!

Мы встретились во внутреннем садике, наполненном запахом цветов и яблок. Она была розовая и запыхавшаяся. И всегда меня слышала…

От одного прикосновения к ней закружилась голова. Я сел на лавку, привлекая ее на колени.

— Что у тебя с губой?

Я усмехнулся, ловя ее губы.

— Мама была в ярости… Она всегда говорила, что главное — это семья. И тут я — на другой стороне. Ставлю щит вам — от дяди.

Я поднял на нее плывущий от возбуждения взгляд.

— Я не знаю. Не спрашивай.

Провел рукой по груди под серым платьем школяра-псионика. Прижал плотнее, впиваясь в губы снова… Она ударила мне по плечу, привлекая внимание. Спрыгнула с колен, повела к себе в комнату. Я лишь старался не споткнуться по дороге, и не выронить книгу, бездумно идя за ней в темноте. Как я соскучился по тебе, Целесс…

6

Анж разбудила рано, с рассветом. Она всегда знала: дома я или нет. Хотя, возможно она заходила ко мне каждое утро — не знаю. Я сел на кровати, оборачиваясь к ней с немым вопросом.

— Отец встал, Марго еще нет.

Я кивнул. Пробегусь, пожалуй.

Ожидая, когда женщина покинет комнату, я сидел на кровати и потирал глаза. В голове всплыла недавняя отцовская фраза: «Я наблюдал ваш разговор с Целесс… Даже мать не всегда понимает…»