Дмитрий Билик - Жестяная корона (СИ)

— Делать чего будем? — спросил чужеземец Айвин, облаченный в деревенские тряпки.

— Черт его знает, честно, — уселась обратно сельская девушка Хелен. — Я даже не совсем еще привыкла к этому месту. Каждый раз, когда просыпаюсь, все не верится.

— Значит, война план покажет, — потянулся Иван, растягивая спину и треща позвонками. — Пойдем хоть посмотрим, где мы оказались, — нащупал он ручку двери и потянул на себя.

Это походило на место съемок дешевого исторического фильма. Широкие серые дома соседствовали со скособоченными маленькими хибарами. Справа накренилась на одну сторону невысокая крыша кузни, в которой сейчас молчали меха, и дремал на наковальне молот; поодаль, у другой стены, стояли разбухшие бочки с дождевой водой и громадное корыто с мутной жижей, по всей видимости, для скотины. Но что поразило Ивана больше всего — грязь. Казалось, она была везде — под ногами, на стенах домов, облепившая изгороди, засохшая под крышами. Именно она и придавала этой «реконструкции» живой, но вместе с тем отвратительный вид.

Над всем этим убожеством, словно в насмешку, возвышалась высокая четырехугольная башня из серого камня, укрывшаяся в скалах. С одной стороны ее ласкали острые выступы горы, с другой — обнимала стена с внушительными зубцами и узкими бойницами во весь рост. Правда, людей наверху видно не было.

Зато несколько живых душ бродило внизу, между полуразвалившихся домов, шлепая башмаками прямо по грязи, разбрасывая во все стороны маленькие фонтаны коричневой каши. Взглянув на них, Иван понял, что допустил кое-какую оплошность в своем облачении — у всех этих людей длинная рубашка была подпоясана, а у него просто болталась. К тому же, почти каждый поверх надел что-то вроде жилетки, а на одном вообще была странная куртка. Но в целом существенных отличий не наблюдалось. Кроме языка, который вскоре услышал Иван, и который, как оказалось, совсем не понимал.

Началось все с того, что от группы отделился один толстяк с отсутствующим передним верхним зубом. На психокинетика эта мелочь произвела очень сильное впечатление, потому что в обычном, своем, мире он никогда не заострял на этом внимания — у каждого встречного передние зубы имелись всегда. По всей видимости, тут голливудская улыбка русского происхождения, отшлифованная «Колгэйтом», вызвала ровно такое же изумление.

Местный насмешливо произнес несколько слов на тарабарском языке, видимо, очень остроумных, потому что ожидавшие его вдалеке друзья взорвались громким хохотом. Иван улыбнулся, вроде, оценил шутку, в душе надеясь, что теперь этот деревенский дурачок от него отстанет, и почесал предательски зазудевшее родимое пятно. Тем не менее сельчанина подобное ретирование явно не устроило. Видимо, он хотел полностью растоптать противника, поэтому к уже имеющимся словам прибавилось еще несколько, уже более грубым тоном, от чего гогочущие приятели рисковали надорвать животы.

«Не хватало еще сразу вляпаться в историю», — подумал Иван. Он сам по себе, несмотря на свою психокинетичность и не скромную комплекцию, парнем был неконфликтным, а в нынешнем состоянии ссориться с кем бы то ни было совсем не хотелось. Но вот его нечаянный собеседник хотел явно другого.

Увидев, что и это не произвело на чужестранца ровно никакого эффекта, деревенщина решил действовать более примитивно, зачерпнув ладонью с земли вязкую грязь, которой тут было в избытке. Иван оценил ситуацию молниеносно — рука обидчика только стала замахиваться, как с наковальни уже взлетел в воздух молот, забытый кем-то из кузнецов. Наверное, средневековый автохтон так и не понял, что ударило его в грудь и опрокинуло на землю, лишив сознания, но вот его друзья заметили парящий молот, неторопливо крутящийся вокруг своей оси. Двое бросились прочь, а остальные хоть и испуганно, но все же начали обступать чужеземца.

Молот просвистел над головами нападавших, и те отскочили на несколько шагов, судя по всему, решив, что там они будут в безопасности. Иван уже подумал, что теперь можно ни о чем не беспокоиться — и этих дураков он припугнул. Но к группе сельчан вернулись те двое, пустившиеся в бега, только они были уже не одни. С ними появились около десяти крестьян, вооруженных всякой чепухой — похоже, схватили, что под руку попалось. Дело принимало дурной оборот.

Психокинетик даже не заметил, как сзади появилась Лена с черт знает откуда взявшимся ножом в руке. Иван чуть позднее боковым зрением заметил ее дрожащую фигуру, но все старался не сводить взгляда с вращающегося молота. Народу прибавлялось с каждой минутой. И чем больше становилось людей, тем смелее они становились. Иван не понял, в какой момент местные стали подступать, даже не шаг за шагом, а сантиметр за сантиметром, с опасением поглядывая на кузнечное орудие в воздухе.

Самое чудовищное, что еще неделю назад он бы мог раскидать этих крестьян, как котят, тем более закон о самозащите подобное поощрял. Если в этом богом забытом месте вообще подчинялись каким-либо законам, не говоря уже о правилах его, цивилизованного, мира. Да, черт возьми, даже если бы ему строго настрого было запрещено притрагиваться хоть к одному из этих идиотов, Иван все равно расшвырял их в разные стороны, настучав хорошо по голове всем заводилам. Но в теперешней ситуации было одно существенное и весомое НО, заключавшееся в дрожащих коленях и нарастающей головной боли. Туров всегда знал, что способности и силы, данные ему Шлемом, небезграничны, но в данный конкретный момент осознавал сию данность особенно остро. Он понимал, что просто продержать молот в воздухе сможет от силы час, а пока только этот фокус удерживал его от возможности быть растерзанным.

Но с каждой новой минутой тело все больше наливалось свинцовой тяжестью. Ивану показалось, что он уже не может отвести взгляд от молота, даже если захочет, и будет вертеть его, пока не упадет в обморок. Психокинетик даже начинал желать этого. Упасть в забвении, чтобы не чувствовать, как его терзает толпа, калечит его тело, распарывая и отрывая целые куски мяса. Продолжает измываться над ним, даже когда дыхание перестанет вырываться из груди и сердце, последний раз ударившись о ребра, остановится. Иван был так истощен, что смерть представлялась ему не таким уж плохим вариантом. Лишь бы быстрая.

Но над головами собравшихся убить психокинетика прогремел голос. Властный, призывающий к чему-то. Ни слова разобрать не удалось, снова набор каких-то незнакомых звуков. Они принадлежали невысокому, по меркам Ивана, худощавому мужчине. Еще не старому, с темными прямыми волосами, но значительно старше самого психокинетика. Незнакомец был одет в темное подобие пончо, только не такое свободное, как у мексиканцев, с зеленым раскидистым дубом на груди. Вокруг него уже столпились солдаты с копьями и железными наконечниками на них. Тем временем голос человека зазвучал снова с той же интонацией, похоже, повторяя только что сказанное. Но теперь речь была длиннее.