Дмитрий Коростелев - Право на жизнь

В доме, вопреки влажности снаружи, и почти подвального расположения, было сухо и тепло. Дубовые бревна сохраняли обжитость и поныне, всасывая в себя влагу и сырость. Северьян обошел дом изнутри. Потолок немного подгнил и покосился, но все еще уверенно держался. В избе, не слишком большой, но все-таки просторной, обнаружился стол с подломленным основанием и две расколотых лавки. У левой стены раскорячилась старенькая, с завалинкой, печка. Она оказалась снизу до верху опутана паутиной, закопчена. Как и прочую, оставшуюся от прежних хозяев обстановку, ее покрывал толстый слой толи грязи, толи пыли, ровная поверхность которой нарушалась лишь маленькими прогалинками. Наверное, следы крыс. Удивительно, как они только здесь выжили?

Все-таки в доме было тихо и уютно. К тому же, Северьяну уже надоело спать под открытым небом. Он кое-как починил поломанные лавки, соорудил стол. В березняке набрал коры и сухого хвороста, затопил печь. Та оказалась вполне годной, и вскоре в ней затрепетал осторожный, неуверенный язычок пламени. Северьян сходил в лес и набрал полную охапку грибов. Подберезовиков нынче, как грязи — с голоду не умрешь. Только по прежнему хотелось пить.

Северьян в очередной раз обошел маленькую деревушку, и за старым, кренящимся под дуновениями ветра домом, нашел колодец. Удивительно, но вода в нем оказалась прозрачной и свежей, затхлости и гнили не ощущалось. Только достать ее не представлялось возможным. Спускаться вниз — себе дороже. Бревна размякшие и склизкие, и неизвестно, какая глубина там, дальше. Ведра, даже самого плохонького, подле колодца не обнаружилось.

Нырять Северьян и не стал. Отковырнув более-менее крепкую доску от забора, он использовал ее, как лопату, выкопав прямо возле колодца небольшую ямку. Та, вскоре, наполнилась водой. Сначала грязной и мутной, но вскоре песок осел. Северьян пил медленно, смакуя каждый глоток. Проблема с водой была решена. Клял он себя лишь за то, что не удосужился потребовать у Волхва хотя бы маленькой баклажки. Можно было бы не заботиться постоянным поиском воды.

С наступлением темноты дневная жара спала, в воздух вкрались капли заутренней росы, откуда ни возьмись, появился легкий прохладный ветерок. Северьян вздохнул полной грудью. Воздух был чистым и удивительно свежим. В полумраке безлунной звездной ночи одинокие, корявые деревья были похожи на злобных оборотней, притаившихся, ожидающих случайного путника. А в избе было тепло и уютно, в печи поспевали грибы, свет лучины успокаивал и клонил ко сну. Но Северьян не торопился спать. Покопавшись на чердаке он нашел среди старой утвари цельный глиняный горшок с отколотой ручкой. Не баклажка, конечно, но тоже сойдет. Набрал в нее воды, поставил на стол. Вскоре поспели грибы. За это время Северьян уже успел нагулять себе достаточный аппетит и набросился на еду, как голодный волк на беспомощного ягненка. Но еды оказалось куда больше, чем смог вместить вечно недовольный желудок. Запив трапезу колодезной водой, он кое-как устроился на лавке, и под шум леса и уханье совы, сладко задремал.

Разбудил его тихий шорох. Показалось, что кто-то крадется по полу. Северьян встрепенулся, схватился за посох. Но в избе было пусто. Лишь сухо потрескивали дрова в печке, да неяркие всполохи пламени рваными цветами освещали убогую лачугу, да на столе… На столе возле недоеденный грибов копошилось маленькое волосатое существо, в два мужских кулака размером. Сначала Северьян принял его за крысу, но, подкравшись поближе, понял, что ошибся. На столе сидел маленький, заросший мехом человечек, или нечто на него похожее. У человечка были крохотные совершенно голые, смешные ручонки, насупленная сосредоточенная морда и короткие, в кукольных штанишках ноги. Пояс его перехватывала нитка, на которой болталась длинная костяная игла. Маленький человечек столь сосредоточенно уплетал жареные грибы, что не заметил приближения Северьян. А когда заметил, даже не попытался убежать, а хмуро уставился на него парой крохотных угольков-глаз.

— Ну что пялишься, дурачина! — Пробасил человечек. — Домового что ли ни разу не видел?

— Не видел! — Честно признался Северьян. Убийца не раз встречал на своем жизненном пути карликов, и просто уродов, но это существо не было ни тем, ни другим. Лишь веяло чем-то далеким и знакомым из забытого детства…

— Ну, тогда любуйся. Только жратву не отнимай!

— Не отниму, — усмехнулся Северьян. — Скажи, откуда ты такой взялся на мою голову?

— Как откуда? — Пробормотал домовой с набитым ртом. — Дом построили, я и появился!

— Но нельзя же просто появиться?

— Значит можно! — Безапелляционно заявил он. — Это вы люди, всякими глупостями занимаетесь. А мы домовые — существа бесполые. Нам и так хорошо живется.

Северьян подвинул неудобную лавку и уселся напротив стола.

— И долго ты здесь… обитаешь?

Домовой недовольно фыркнул.

— Сказали же тебе, дурья башка, с тех пор, как дом построили!

— Это тебе выходит…

— Сто третий годок пошел, — перебил Северьяна домовой.

— А выглядишь куда моложе, — улыбнулся убийца. — Но как ты тут живешь? Люди-то давно ушли!

— Они вернутся. Обязательно вернутся, — убежденно пробормотал домовой. — Меня ведь оставили. Когда вспомнят, обязательно вернутся.

Северьян вздохнул. Он не страдал от избытка чувств, и сострадание к этому существу его не мучило. Но все-таки неприятно было смотреть на убежденную уверенность маленького существа, непонятную преданность к прежним хозяевам дома. Как они могут вернуться, если уже век канул в лету.

Домовой к этому времени насытился, и, отдуваясь, как старик после пробежки, начал медленно сползать со стола. Маленькие ножки никак не доставали до лавки, пришлось ему подсобить.

— Не лезь! — Обиженно рявкнул домовой, но помощь принял, и вскоре стоял на полу.

— Как звать-то тебя, домовой? — Спросил Северьян.

Тот фыркнул, горделиво насупился.

— Всяким дурачинам знать не положено. Но тебе, так и быть, скажу. Доробеем меня звать. А прежние хозяева звали просто Дорей.

Домовой задумчиво почесал маленькую волосатую башку.

— Слушай, дурья башка, а оставайся-ка ты здесь? — Предложил он неуверенно. — Хозяйство заведем, баньку отстроим, жить будем лучше прежнего.

— Нет, Доробей, — молвил Северьян, — с тобой каши не сваришь. Вон, гляди, даже пожрать себе раздобыть не смог. Это ж, сколько ты голодал?

— Много, — буркнул домовой, ковыряя носком ноги расщепленную доску. — Я домовой. Мне в доме сидеть положено, а не по лесам шататься! Я покой в доме должен хранить!

— Ну, покой здесь и без тебя хранится. Ни единой живой души… окромя тебя конечно. Да и есть ли она у тебя, эта самая душа?