Ольга Онойко - Далекие твердыни

Объяснение показалось ему тогда вполне подходящим, и оно не было совершенно ложным; уаррский маг действительно был потрясен, впервые повстречав лицом к лицу легендарное древнее создание.

Но в действительно руку его остановило другое.

Айлльу был очень красив.

Насильно успокоенный заклятием, беспомощный и беззащитный, теперь он почти не отличался от человека… Лицо айлльу было слегка асимметричным. Подойдя ближе и рассмотрев пристальней, Рэндо понял, что по правой стороне его ото лба к подбородку айлльу идут старые, давно зажившие шрамы. Они выглядели совсем не так, как шрамы у людей, и не портили точеного лица, но, несомненно, когда-то демон был тяжело ранен.

Рэндо захотелось оставить ему жизнь.

Он помедлил немного, потом спросил на местном диалекте:

— Как тебя зовут?

Потребовалось время, чтобы вопрос достиг сознания айлльу, скованного заклятием. Зрачки серебряных глаз чуть сдвинулись, губы шевельнулись:

— …тайс-с…

— Тайс, — кивнул Рэндо. — Уходи отсюда. Уходи далеко. Далеко от людей. Еще раз — и ты мертв.

Он хотел бы сказать больше и яснее, но не успел так хорошо выучить языка. Оставалось только делом выяснить, способен ли айлльу усвоить урок. «Если он окажется совсем диким, — подумал Рэндо, почувствовав при этом глухую печаль, — я убью его сейчас». Мысль была неприятна и казалась кощунственной, точно мысль о необходимости уничтожить прекрасное произведение искусства, но иначе Рэндо поступить не мог. Одно дело — отпустить дикое, но разумное существо, и совсем другое — дать волю неукротимому человекоубийце.

Стоя вплотную к айлльу, майор щелкнул пальцами, снимая заклятие.

Айлльу вздрогнул.

Смутные и приглушенные чувства его вновь обрели остроту; красивое лицо исказилось от страха и растерянности. Какое-то время Тайс стоял неподвижно и смотрел Рэндо в глаза, от недоумения по-детски приоткрыв губы и часто моргая.

Тогда уаррец поднял руку и провел ладонью по жесткой, как проволока, рыжей гриве.

Это словно отрезвило айлльу; дернувшись, он отпрянул, быстро оглядел окрестные деревья, принюхался; но, прежде чем скрыться, Тайс все же взглянул на человека еще раз и коротко поклонился ему, дав понять, что его слова были услышаны.

Майор Хараи удовлетворенно вздохнул и улыбнулся.

Он оказался прав.

Когда Рэндо докладывал о произошедшем, то скрыл правду за формулировкой «демона в лесу больше нет». Отсутствие трупа айлльу никого не удивило — о Солнцеликом и его силе слышали все. Удивляться можно было разве тому, что майор в погоне за демоном не уничтожил заодно половину леса; решив, что он в превосходной степени овладел возможностями фамильного меча, командование осталось весьма довольно его действиями.

Жители Ллана успели разнести слухи по всем окрестным деревням, и несколько месяцев уаррским офицерам — тем, что были повыше ростом — то и дело приходилось отвечать на вопрос «не ты ли, добрый господин, Высокий Харай?» Рэндо стал одновременно героем и объектом для шуток, над которыми сам охотно смеялся.

Князь Нийяри, однако, расценивал случившееся иначе. Генерал-лейтенант заметил, как изменилось отношение к уаррцам. После того, как жителям Ллана возместили урон, который они понесли от действий уаррских солдат, прославления «могучих господ из-за моря» стали еще громче. Путь к тому, чтобы новая провинция вошла в состав империи не только на бумаге, но и на деле, значительно сократился.

Вскоре Хараи представили к повышению. Маи вслух и в шутку завидовал, подкалывая Рэндо за то, что тот обошел Ундори в чине.

Через две недели Рэндо получил первое письмо, подписанное кличкой «Моль».

Отсутствие настоящего имени, предмет письма и в особенности интонации госпожи Моли складывались в картину настолько странную, что Хараи встревожился. Начиналось письмо весьма легкомысленно: корреспондентка изящно льстила, уверяя адресата, что слава о его благородных подвигах распространилась шире, чем сам он, как она уверена, подозревает, просила не удивляться тому, что не называет своего настоящего имени, объясняя это просто тем, что «на то есть причины». Потом дама просила: «Расскажите мне о нравах и обычаях островитян, господин Хараи; предмет этот мне весьма любопытен, а те сведения, которые я могу получить обычным путем, весьма скудны и, как мне думается, искажены. Я знаю, что вы успели изучить туземцев во время своих поездок с полковыми священницами. Не утаивайте ничего. Я никак не ограничиваю вас в темах описаний, мне интересно все, чем жители архипелага отличаются от нас, жителей континента. Прошу вас также не слишком распространяться о нашей переписке, хотя секретной она, конечно, никоим образом не является». К концу письма тон госпожи Моли совершенно утратил легкомысленность, став почти приказным. В качестве обратного адреса была указана квартира в одном из доходных домов Кестис Неггела.

Рэндо решил навести справки.

Узнал он весьма немного — по сути, одни только слухи. Говорили, что госпожа Моль — высокопоставленная государственная дама, служащая, по всей видимости, в императорской канцелярии; разным лицам порой приходят от нее письма с требованиями отчета или некоторых сведений. О том же, кто скрывается под этой кличкой, можно было только догадываться. Назывались имена Старшей Сестры Мавы, Эррет, некоторых княгинь, занимавших высокие посты. Сходились все в одном: влияние госпожи Моли огромно.

Тщательно взвешивая каждое слово, Рэндо написал ответ, рассказав о верованиях и обычаях туземцев, которые изучил, сопровождая Ирмерит и Элневу.

Но второе письмо госпожи Моли пришло спустя долгие годы.

Океан зимы выдыхает холод и сырость.

В Метеали снова туманы и мокрый снег.

Клонит в сон, но опасно спать на краю мира.

С него можно упасть во сне.

Как только фельдмаршал Эрдрейари отплыл в Экемен, Метеаль, столица архипелага, взбунтовалась.

Первый наместник островов, цесаревич Неи, был убит. По истечении суток после того, как мятежники захватили дворец Царя-Солнце, на Яннии и Тиккайнае не осталось ни одного живого уаррца.

Охваченный невероятным гневом, Эрдрейари пронесся по островам как смертоносный вихрь, завоевывая их вторично. На этот раз в бой шли Особые корпуса — поднятые магами мертвецы, не знавшие ни страха, ни жалости. Новые распоряжения командования страшно отличались от прежних: кары за малейшее неповиновение назначались жесточайшие, слово «помилование» было забыто, казнили за родственные связи, за сказанные когда-то слова, за независимый вид. Тюрьмы переполнились, на рудниках не было недостатка в каторжанах. После второго взятия Метеали поэт и воин Эрдрейари получил прозвище Вешатель. Массовые казни ужаснули даже императора Аргитаи, который потерял сына…