В Бирюк - Обязалово

Волчья шкура и маска вообще отсекали меня от внешнего мира. Это раздражало и тревожило. Избавиться от них не получалось: руки были заняты — что-то живое, гибкое, нервное пыталось вырваться из моих лап. Дёргалось, изгибалось… Стоило чуть ослабить хватку и оно куда-то уползало.

Такая… непослушность бесила, вызывало ярость, стремление наказать… Я резко рванул это… чересчур самодеятельное… на себя. До удара. В низ живота. Чуть отпустил и, когда оно снова попыталось вырваться — повторил ещё резче. И — ещё. И, уже сам, отталкивая зажатое между ладонями-лапами, вернул в удобное для меня положение. В удобное — чтобы рвануть.

Я таскал это… дрожащее, изгибающееся, вырывающееся… мясо вперёд и назад. Всё резче, всё сильнее. Всё чётче, «рубленнее» фиксируя каждую фазу, каждое движение. В мгновения замирания, ладонями, даже через подушечки волчьих лап чувствовал содрогание этого… живого существа. Попытки вырваться, как-то уползти или увернуться — ослабели, потом — прекратились.

Но я не верил: затаилось, обманет, прыгнет. Ещё раз ударить, ещё жёстче, ещё сильнее. «Вложить ума», «научить жизни», «где пнул, там и завалится», «чтоб и мысли не было»…

В моменты пауз я чувствовал, что оно уже не пытается что-то сделать само, что оно покорно, обессилено, остаётся, «зависает» в том положение, где я его остановил. Только дрожит меленько.

И это — тоже раздражало. Злило. Вызывало ярость. Стремление повторить, сделать ещё раз, ещё больнее. Рвануть на себя и насадить ещё глубже. Чтобы дошло.

«Дошло» — что? Что от меня не вырваться? Или что крик боли, стон слабого — созывает хищников со всего леса? Не знаю… Молотилку клинило на каждом обороте. С хрустом, будто во всей зубчатке — песок.

Где-то на краю сознания проскочила мысль, что волки так не делают. Манера таскать самку за бёдра появляется у приматов с их человеческими руками. «Развитие человеческой руки открыло путь к развитию человеческого мозга». И не только.

Кажется, это было последняя связная мысль. Я продолжал дёргаться, ощущая, как во мне нарастает бешенство, как мне становиться нечем дышать в этом… идиотском колпаке. Как всё сильнее стучит кровь в голове, всё резче — запах гнили и пряности. Прежнее ощущение холодка на коже исчезло, но чувствительность не восстановилось.

Снаружи я был похож на дерево. На сухое, до пыльности, до трещинности — берёзовое полено. А внутри — с каждым моим толчком рос раскалённый стальной стержень. Он рос и раскалялся. Это было… очень тревожно. Нервенно. Кажется, я что-то рычал под маской. Подвывал в такт моим движениям, в такт пульсации огня внутри.

«Дерево» нагревалось. Потом вдруг… полыхнуло. Как сухое полено — сперва в одном месте и, мгновенно — по всей поверхности. Меня аж выгнуло, изнутри рванулся рычащий вой. Это не было больно. Скорее — страшно. И — восторженно. И сразу — мокро. Меня прошибло потом. По всему телу вплоть до щиколоток. Кажется. Отпустило. Губы, сведённые до этого судорогой в волчьем оскале, обмякли.

Вообще — тело осело, стало… пустым. Сила, раскалённый стальной стержень, державший его, исчез, испарился, улетучился. Я устало выдохнул и повалился куда-то вперёд, вяло пытаясь остановить своё падение дрожащими от слабости и мокрыми от пота руками.

Разбудило меня… Женские стоны страсти всегда вызывали во мне припадок активности. Какой может быть сон, если в паре метров Марана исполняет свою «песню любви»! Тут даже обморок не поможет. Только могила. Да и то, с учётом амплуа исполнительницы… Она ж и мёртвого поднимет!

Некоторое время я лежал с закрытыми глазами. Не то, чтобы смущать их не хотел… Слушал. Себя.

Во всём теле… усталость, пустота. Чуть ломит левый висок. Какие-то обрывки из вчерашних картинок. Какой же я, всё-таки, дурак! Так довериться этой… ведьме! Она вполне могла меня ухайдокать. Стоило её только захотеть. Или просто… передозировка, аллергия, нестандартная реакция…

Ванька-покойник… очень близко. А ещё… унизительно как-то. Меня… употребили. Согласно перечню каких-то моих обязанностей. Как вибратор в лечебных целях. С сакрально-ритуальным антуражем.

Исконно-посконные языческие суеверия — инструментарий психиатра-любителя. И я в роли молоточка. Которым по коленке стукают — дёрнется ножка или нет?

Внутренняя проверка собственного тела давала надежду на относительную «самоходность». Осторожненько поднялся и сел. Чуть кружилась голова, подташнивало. Лёгкий звон в пальцах и в дёснах. А так… «Будем жить». Как и с кем — сам решу.

В избе, на широкой лежанке у противоположной стены, Мара старательно «объезжала» Сухана в позе «родео». Моё шевеление привлекло её внимание, но никак не отразилось на процессе. Впрочем, сосредоточенное и целеустремлённое выражение «богиньского» лица сменилось улыбкой. Насколько я понимаю её физиономистику — дружелюбная, заботливая, несколько покровительственная улыбочка. Но когда зубы видны до коренных — можно и ошибиться.

— Ну что, волчонок? Понравилось? Лихо ты ей. Будто и вправду — бирюк на волчьей свадьбе. Теперь она дня три-четыре отлёживаться будет. А встанет — шёлковой. Ты ей такой страх вбил… все другие вылетели. Могуч, могуч! Надо будет и самой как-нибудь. Этот-то хорош. Но иногда и новенького чего хочется попробовать. Молоденького. Хи-хи-хи…

Она не прекращала своих ритмических движений, просто лучась самодовольством и само-удовольствием, а я, несколько нетвёрдо стоя на ногах, оглядел избу в поисках своей одежды, и, сделав пару неуверенных шагов к сексодрому, уцепился за её плечо.

Тоже улыбнулся ей в ответ. И изо всех сил, проворачиваясь на месте, теряя равновесие и падая, сдёрнул её на пол.

— Ах! Ты… Ты что?! Ох…ел?!!!

— С-сухан. Бей её.

Мара, несколько ошеломлённая своим падением, пропустила пару секунд. Потом, перевернувшись, резво устремилась к двери на четвереньках. Мне хватило сил подняться. На двух ногах двигаться быстрее, чем на четырёх да ещё с такой вывертностью. Я упал ей на спину и, снова вцепившись в платок, замотанный на шее, попытался душить.

То, что вчера получилось вполне естественно, без контролируемого напряжения сил, сейчас оказалось невозможным — Марана просто дёрнула плечами, и я улетел в угол.

— И-ех!

Плохо. Ещё один боксёр-заочник. Надо учить Сухана правильному удару. Обычная для русских гридней оплеуха в такой позиции не срабатывает, а удар мягкой нижней частью кулака между лопаток — малоэффективен. Надо показать удар торцевой частью. Хотя, может, он и прав: бил бы «правильно» — убил бы.

— За руки держи.

Я подобрал в углу дрючок, всунул под узел платка у неё на шее и начал крутить.