Андрэ Нортон - Сказания Колдовского мира
Скрестив ноги, Джервон без шлема в спускавшемся на плечи кольчужном подшлемнике скептически поглядывал на жарящихся птичек. Где Элин? Я огляделась, но брата у костра не было. Я приподнялась на локте и выкрикнула его имя.
Джервон быстро поднялся и склонился ко мне.
— Элин? — опять крикнула я.
— Беспокоиться нечего, жив и здоров, уехал с рассветом. Торопился к подданным и к жене.
Я еще не совсем проснулась, но чем-то обеспокоил меня его голос.
— Но ведь вокруг опасность, ты же сам говорил, что ездить в одиночку безрассудно, а втроем… — бормотала я.
— Он мужчина и воин. И он решил ехать. Разве должен был я остановить его силой? — тем же голосом спросил он.
— Не понимаю… — Мое беспокойство росло. Джервон резко встал, отвернулся к огню, так что я видела лишь его скулу, твердый подбородок, узкую полоску рта.
— И я тоже, — с жаром отозвался он. — Ту, что победила бы ради меня в такой битве, я бы никогда не покинул, а он все распинался о своей госпоже. Как же попал он к этой, Серебряной, если бы и впрямь думал о своей Бруниссенде столько, сколько говорит?
— Может быть, он и забыл все, не помнит. — Я откинула плащ. — Иногда так бывает. И не было у него сил противостоять Серебряной, когда подпал он под проклятье. Вспомни, какова она была… Если бы не анх, ты тоже не устоял бы.
— Хорошо! — Возмущение еще не угасло в голосе Джервона. — Может, и правда на его месте любой мужчина поступил бы так же, но не этого ожидал я от вашего брата. И… — Он заколебался, явно не решаясь произнести, что хотел. — Госпожа, не ждите… Впрочем, быть может, я вижу обнаженные мечи там, где они в ножнах. Не хотите ли поесть?
Меня больше занимало, что он думал. Но что-то мешало спросить его об этом, да и голод одолевал. Я протянула руку к самодельному вертелу и принялась отрывать зажаренное мясо от косточек.
Так долго я проспала, что закончили мы завтрак уже к полудню. Джервон привел коня. Значит, Элин взял второго! Такое даже не могло прийти мне в голову, и поведение брата стало казаться мне все более странным.
Я не стала противиться, когда Джервон настоял, чтобы я села в седло. Но решила, что мы будем ехать по очереди, как подобает друзьям.
И все же в пути только об Элине думала я. И только о том, как он бросил нас. Должно быть, ум его был порабощен теперь одной лишь мыслью о молодой жене. И если Бруниссенда столько значила для него, только рядом с ней мог надеяться он вновь обрести безопасность. Нет, чем бы ни было вызвано это поспешное бегство, следствием колдовства оно было, а не отсутствием братских чувств и благодарности.
А потом я подумала об Элине-мальчике, вспоминая все то, что прежде принимала, как должное, не колеблясь. И вдруг появилось предчувствие нового испытания. Почему и откуда возникло оно, я сказать не могла. Но ни одна искушенная в тайных науках Мудрая не станет пренебрегать предчувствием.
Никогда не интересовался Элин знаниями Мудрых. Всегда, теперь припоминала я, избегал даже разговоров о них. Хотя давала я обеты молчания, но о многом было позволено говорить, и полезными для него же могли оказаться эти познания. Но не любил он, когда я показывала свое умение в его присутствии.
Странно, но он никогда не жалел, что вместе учились мы бою мечами. Больше чем братом была я ему, и мне это нравилось. Но только начну я рассказывать, что нужно нам с Ауфрикой, — и он сразу же старался улизнуть. И все же при расставании согласился ворожить над чашей. Впервые в жизни, насколько я знала, участвовал он в колдовстве.
Мы знали судьбу нашей матери, знали, что просила она сына, знали, и у кого просила. Знали, что рисковала она самой жизнью. Но сотворила кубок и выпросила сына. А в последний миг попросила еще и о дочери, и с радостью заплатила за нее жизнью.
И не как обычные дети были мы зачаты, с магии начались обе наши жизни. Не ее ли страшился Элин?
Часто бывала я вместе с отцом и Элином, но проводила время и по-другому, и никогда отец мой не спрашивал о моих занятиях. Теперь, годы спустя, поняла я, что не хотел и он знать о другой стороне моей жизни. Словно… словно это было какое-то уродство.
Глубоко вздохнула я, понимая теперь по-новому отношения с отцом и братом. Неужели была я им неприятна и они стыдились меня?.. Как же тогда моя мать? Что случилось за морем в этом самом Эсткарпе, что выбросило моих родителей в нашу бесплодную Робь?
Они стыдились моей Силы?.. Они, отец мой и брат, смотрели на меня, как на меченую… на урода?
— Нет! — громко сказала я.
— Что «нет», госпожа?
Удивленно посмотрела я на Джервона, шедшего у стремени, и задумалась. И хотела я спросить его, и боялась спрашивать. С трудом наконец решилась я на это, понимая, что ответ Джервона поведает мне и о причинах бегства Элина.
— Джервон, ты знаешь, кто я? — спросила я напрямик, только быть может, дрогнул слегка мой голос — ведь все решал его ответ.
— Дева-воительница, что повелевает людьми, тайными Силами, — ответил он.
— Да, конечно, Мудрая, — уж от него-то не лести ожидала я, привыкшая к схваткам с невидимым.
— Но ведь вы служите только добру… Что вас гнетет, госпожа?
— Иначе, друг мой, думают люди, и считают они, что служение наше — не добро, а если иногда передумают, то ненадолго. А я — Мудрая от рождения, без моего знания не жить мне, и никогда не будут ко мне относиться по-другому, всегда будут смотреть искоса.
— Элин тоже?
Умен был он, даже слишком. А может быть, по словам прочел он мои думы. Но коли уж так получилось, зачем же скрываться и дальше?
— Может быть… Не знаю.
Надеялась ли я, что он станет разубеждать меня? Если и да, то надеждам моим не суждено было сбыться. Подумав, он ответил:
— Что ж, если так, то многое становится понятным. И, попавшись в такие сети, меньше всего хотел он, чтобы кто-нибудь, даже сестра, своим видом напоминал об этом…
Я взяла в руки поводья.
— А разве ты, мечник, считаешь иначе?
Джервон прикоснулся к рукояти меча.
— Вот мое оружие, моя защита. Меч мой из стали, и я могу взять его, и другие мужчины увидят его в моей руке. Но есть и иное оружие, теперь я видел и это. Бояться ли мне вас, коситься ли в сторону, если ваше оружие не из металла и не видать его глазом? Все искусства войны в свою меру узнал я, знаю и кое-что о путях мира. Всему этому научился я, как и вы изучали свои науки. Может быть, не дано мне понять их, но и мои познания для вас будут непонятны. Что сравнивать разное: среди путей мира ваш путь — исцеление, а битвы с исчадьями — ваша война. И потому без страха и отвращения гляжу я на вас и на дела ваши.
Так ответил он на мои мрачные думы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});