Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

Лна положила свою левую руку сверху. Он понял так: я не возражаю, но сама решу, когда и каким образом.

– Чем ты теперь занимаешься? – спросил он, потому что при такой игре рук лучше говорить о чем-то постороннем.

– Чем я только не занималась… – со вздохом ответила она. И опустила глаза, и вдруг подняла их, и взгляды встретились.

Он понял – она за эти годы нажила той женской смелости, отсутствие которой тогда делало ее смешной. Она никак не могла перестать быть девочкой из хорошей семьи – а ей следовало бы однажды, наедине с ним (они часто оставались наедине, но дальше болтовни дело не шло) просто сесть к нему на колени.

Артур невольно улыбнулся – хорошо, когда женщина знает, чего хочет. Тогда можно спокойно расслабиться и отдать ей инициативу. Похоже, сидя в этом пошлом кафе, он высидел милое приключение в старинном духе, этакий роман «двадцать лет спустя», стремительный и взаимно удобный.

– Какие у тебя планы на вечер? – спросил он, не ей же, в самом деле, об этом спрашивать.

– Вечер, увы, занят, и день тоже, я уже договорилась… – тут она посмотрела в окно. – А вот завтра мы бы могли встретиться и попить кофе.

– Ты кого-то ждешь? – несколько встревожившись, поинтересовался он. Женщины злопамятны – с нее бы сталось, вспомнив, как он за год свиданий не побаловал ее ни единым поцелуем, проучить его, раз уж судьба подсунула такую возможность.

– Как видишь, жду… Вернее, я кое в чем должна убедиться… Еще вернее – я должна убедиться в том, что мне соврали! И не спрашивай больше, хорошо?

– Как скажешь, – согласился Артур, несколько растерявшись, с таким неожиданным темпераментом заговорила она. – Но, извини, твой кофе стынет.

– Твой тоже.

Не прикасаясь к чашке (хотелось бы верить – потому, что не пожелала размыкать рук), она повернулась к окну. Он же скосил глаза на страницу дедового манускрипта. Вот уж кто сейчас был удивительно кстати – так это Ильич на броневике: «… и битва впереди, и в двадцать первый грозный век, наш броневик, лети!» Руки были заняты, Артур не мог перевернуть страницу и занервничал – время уходило совсем бездарно.

Он осторожно высвободил левую руку и перевернул страницу.

Женщина не отрывалась от окна – очевидно, ей действительно было важно кого-то там увидеть, или же не увидеть, этого Артур не понял. Сейчас он наблюдал ее лицо в профиль и уже не мог понять, красиво оно, или просто чувствуется какая-то неведомая порода. Однако гибкая, подавшаяся вперед спина, и обрисовавшееся под тяжелой длинной юбкой узкое колено, и темные волосы ему нравились, волновали его, и он решил, что для такого случая дед может подождать. Та, кого он знал нелепой и влюбленной девочкой (ее откровенная любовь даже не льстила его самолюбию, тогда ему, чтобы ощутить себя победителем, были нужны поочередно две тридцатилетние), обернулась экзотической птицей, даже аромат был какой-то восточно-заморский, даже перстень на пальце – диковинный, и именно такая, загадочная и темпераментная, она вполне созрела для его постели…

Его тело уже приняло решение.

А она все смотрела и смотрела в окно.

Наконец она повернулась и шевельнула пальцами.

– Принести тебе другой кофе? – совсем тихо и очень ласково спросил он.

– Нет, наверно… Нет.

Она взглянула на часы – дорогие часы с зеленым циферблатом.

– Торопишься?

– Не то чтобы тороплюсь… Полчаса у меня, во всяком случае, еще есть. Расскажи о себе. Как ты жил, чем занимался?

Вопросец в лоб, подумал он, но почему бы и не сказать правду?

– Учился, ушел с четвертого курса, потом работал в студии дизайна. Теперь занимаюсь книжной графикой. Как раз сегодня собирался встретиться с автором, чью книгу буду оформлять.

– А кто такой?

– Наш, местный, но очень издаваемый. Он только мне и доверяет.

– А кроме книжной графики? Для души?

– Ну, не без этого…

Артур подумал, что придется вытащить из-за шкафа «Безумных королей», на человека, не слишком смыслящего в живописи, эта серия обычно производит впечатление. Другой вопрос – что за пятнадцать лет на них так и не нашлось покупателя.

– Ты волнуешься, – сказал он, поглаживая ее пальцы. – Расслабься. Все впереди, один хвост позади.

Она рассмеялась – это была шутка давних времен. И встала. Встал и он.

– Пойдем? – уверенная в согласии, спросила она.

Артур быстренько собрал листы в папку, молча прокляв старого сыча за то, что и папки-то порядочной на свои доллары купить не мог, пользуется какими-то древними, из-под личных дел давно околевшего отдела кадров, не иначе!

На улице было прохладно, ближе к вечеру поднялся ветер. И темнело, и ледяные раскатанные лепешки были плохо видны, и Артур вовремя подхватил вновь обретенную подругу.

– Куда тебя проводить? – спросил он.

– Пока – прямо.

И надо же тому случиться, что навстречу им шел высокий осанистый старик в меховой шапке пирожком, встреча с которым была совершенно ни к чему!

Треклятый виршеплет имел милую привычку посреди улицы громко цитировать свои самые удачные строчки, держа при этом собеседника за пуговицу.

Объяснять – времени не было, поэтому Артур просто подхватил спутницу покрепче и вместе с ней боком въехал по льду в ближайшую подворотню.

– Ты чего это?! – изумленно спросила она.

– Деру! – приказал он, и они, то семеня, то прыгая, понеслись в глубь незнакомого двора и со смехом заскочили за сарай.

Артур собирался просто переждать минуты три, чтобы старик надежно исчез, но вечерний сумрак и экзотический аромат, узкое пространство между стеной и сараем, веселая блажь неожиданного бегства, все вместе, очень способствовали поцелую. Он взял женщину за плечи.

Поцелуй состоялся.

И второй – тоже. Более долгий и более утонченный.

Теперь осталось вспомнить важную вещь – как же эту уже почти согласную на близость женщину все-таки зовут? Память вытаскивала какие-то близкие к истинным созвучия, но за все время их общения имя так ни разу и не всплывало.

Глава седьмая Йул

Сашка почувствала животом мелкую вибрацию, сняла с пояса мобилку и тихонько, под прикрытием тетради для конспектов, прочитала ответ на свой мессидж.

«Svobodna» – гласил он.

«Togda pojdem v olimpik dengi tratitj» – настучала Сашка. Это был особый прикол – перебрасываться на лекции не записочками, а мессиджами, благо мобильные телефоны имелись почти у всех. Единственное – многие модели довольно ощутимо попискивали, и преподаватели поворачивались с недоумением – мыши, что ли, в аудитории завелись? В отличие от студентов, преподаватели далеко не все имели эту технику. А некоторые даже не желали иметь, сделав из своей придури чуть ли не принцип.