Ольга Лукас - Спи ко мне

Глава девятая. Гора по имени Оруэлл

Середина недели – наивысший пик усталости. Надо только донести голову до подушки, и глаза закроются сами собой, и тело станет прозрачным и невесомым, и заструится по комнате колдовской туман. В тумане этом невидимые рабочие сцены быстро-быстро сменят декорации, глядишь – и нет уже никакой комнаты, нет и тумана, он почти рассеялся, и сквозь него явственно проступают черты незнакомого, но узнаваемого города.

Наташа стояла посреди улицы. Тени теней плясали на тротуаре. По обеим сторонам высились невероятно узкие трёхэтажные домики, собранные из узорчатых металлических конструкций. Тонкий, но прочный металл был кипенно-белым, отчего постройки казались кружевными. Из кованых кружев в самых неожиданных местах выглядывали окна, в которых навсегда застыло отражение неба над каким-то городом в горах.

Это небо во всех окнах – единственная недоработка здешних градостроителей. А если девушке хочется увидеть своё отражение? Наташа опустила глаза вниз – сегодня на ней были хрустальные туфельки, не уступающие изяществом кружевным домам, и при этом удобные, как старые разношенные кеды. Потом случилось нечто странное: она словно раздвоилась, разом превратилась в наблюдателя и объект наблюдения, и с восхищением взглянула на себя со стороны. Хороша! Стеклянное платье-колокол чуть выше колена сидело идеально. Только под дивным этим прозрачным колпаком не было никакой другой одежды. Молодец, что тут ещё скажешь! Вышла в город практически голышом! Но стыда не было – только досада на собственную неосмотрительность.

Редкие прохожие не обращали на неё никакого внимания. То ли тут модно так расхаживать, то ли они просто не видят её. А те, кого не видит она, должно быть, ужасаются – или восхищаются. Лучше не думать об этом и просто идти вперёд, как ни в чём не бывало.

Наташа завернула за угол и наткнулась на Рыбу, который будто поджидал её, кутаясь в чёрный, как у Зорро, плащ. Не говоря ни слова, он великолепным движением сорвал с себя этот плащ и накинул Наташе на плечи. Чёрная ткань приросла к стеклу, вернее будет сказать – впиталась в него, как краска – и Наташа стала обладательницей маленького чёрного платья на жестком каркасе.

– Ты настоящий волшебник, – смеясь сказала она Рыбе. Но его нигде не было – ни рядом, ни там, в конце свивающейся спиралью длинной улицы.

Наташа вернулась под сень кружевных домов. Рыбы не было и здесь. Подул лёгкий ветерок, и металлические конструкции запели – каждая на свой лад.

– Улица поющих кружев, – восхищённо сказала Наташа, и вязь незнакомых букв на стене, словно переключившись в нужную кодировку, сложилась в разборчивую фразу: «Улица поющих кружев». Чуть ниже висела табличка с надписью «Закрыто-открыто». Наташа подошла поближе, дотронулась рукой до диковинного объявления. От её прикосновения первое слово оттаяло, потекло вешними ручьями и проросло новым смыслом: «Заходите – открыто».

Наташа нырнула под кружевную арку, прошла сквозь поющую галерею и увидела Рыбу. Он стоял возле прилавка в крошечной лавочке и сыпал в позеленевшую от времени медную тарелку металлические многоугольники. А вокруг висели шляпы, шапки и колпаки. Невероятные, немыслимые, совершенно непрактичные, они заполняли всю лавочку. Шляпы свисали сверху в виде светильников, шляпами были обиты прилавок и стены, и за кассой (больше похожей на смешной колпак с тремя ушами) тоже, кажется, стояла высокая стройная шляпа…

В следующее мгновение Наташа и Рыба уже шагали вдвоём по кружевной улице. Эпизода с плащом и стеклянным платьем словно не было вовсе – а может быть, он просто приснился Наташе. Не так, как снится Рыба и его город, а просто приснился, как прежде снились ничего не значащие, не связанные между собой вещи и события.

–Я рад, что ты снова здесь. Давай ненадолго остановимся. У меня есть для тебя подарок, – сказал Рыба. Расстегнул крючки на одном из своих многочисленных карманов и достал широкую атласную ленту. Этой лентой, как бинтом, он плотно обмотал Наташину голову, а затем скомандовал:

– Ну, укладывай, укладывай же! Скорее, пока оно не запомнило эту форму!

– Какую форму? Что укладывать? Куда?

– Положи руки. Они сами знают.

Наташа не стала уточнять, кто именно «знает» – её руки или ленты, послушно приложила ладони к повязке и почувствовала, как под её прикосновением она превращается в капор.

– Вот так хорошо. Теперь никто не сойдёт с ума, – удовлетворённо констатировал Рыба.

Они свернули во двор с глухими гладкими стенами без окон, дверей или хотя бы каких-то выступов. Почти всё пространство двора заполнял белый шатёр, наподобие циркового, только с плоской крышей. Внутри стояли столики, и каждый был точной копией большого шатра. Вокруг столиков располагались ещё более мелкие шатры-табуретки. Рыба придирчиво выбрал место, как выбирают на рынке арбуз, и заказал себе разноцветной еды, похожей на пластмассовые пилюли из набора «Юный доктор».

– Ты сказал, что теперь никто не сойдёт с ума, – напомнила Наташа. – А почему кто-то должен был?

– Твои волосы, неестественные… – улыбнулся Рыба, чтобы скрыть неловкость, но, поймав её взгляд, проглотил окончание фразы вместе с разноцветным пилюлями.

«Кто бы говорил! – подумала Наташа. – Зеленоволосый панк-переросток!»

Месяц назад у неё было жуткое настроение – пришлось применить испытанное средство женщин всех времён: выкрасить волосы. Она выбрала ярко-красный оттенок, и он очень утешал её всё это время. Надо же было так сказать – «неестественные»!

– У тебя очень красивые волосы! – спохватился Рыба. – Мягкие, шелковистые. Но этот цвет может свести кого-нибудь с ума.

– А сам зачем выкрасился светло-зелёным? Это никого с ума не сводит?

– Выкрасился? – не понял Рыба. – Я таким родился. А у тебя – не настоящий цвет?

– Нет, конечно. Неужели у тебя – настоящий? – Наташа протянула руку и потрогала непослушную лёгкую прядь. Потом осмотрела подушечки пальцев, словно ожидая, что на них останутся следы зелёной краски.

– Не сомневайся, настоящий, – заверил её Рыба. – Немного редкий для столицы. Но вполне обычный.

– А мой настоящий цвет – такой, знаешь, светло-серый. У нас его называют – «мышиный». У вас мыши, кстати, водятся?

– У меня дома – нет, но вообще…

Оказалось, что мыши везде одинаковые: маленькие, серые, с хвостами и пищат.

– Верни мышиный цвет, – попросил Рыба. – Это очень редкий оттенок. И очень благородный…

Он умолк и заправил за ухо своевольную светло-зелёную прядь.