Татьяна Скороходова - Меч судьбы

Этот стоял рядом, целя в тварей из арбалета Богдана. Странно, но его присутствие меня успокаивало.

— Aggelius, вот значит, как… — тихо бросил он, поднимая оружие.

Болт, уютно устроившийся в ложе, блеснул синим. Аггелы, или как их там, засуетились, словно гномы, узревшие на базаре явление сборщика налогов, и отплыли на пару шагов назад. Красные глазки-фонарики злобно помаргивали. Могли бы, до смерти бы заморгали.

— Аггелы, — фыркнула я. — Назови червя "погонофор многощетинковый", и хоть сейчас в короли. Простите меня, черви! А этим чести много. Проще говоря, гады. У них много имен, но сущности это не меняет. Как ни обзови, эта хрень схарчит нас, и не подавится, — я не могла отвести глаз от тварей. — Почему они не нападают? Ты успел выставить круг?

Вейр махнул арбалетом в сторону Севера, который стоял рядом со мной, вздыбив шерсть и скаля клыки. Волчьи глаза полыхали синим огнем. На размахивание арбалетом гады ответили новым колыханием. Нервные какие.

— Чудная у тебя зверушка. Поделись, где таких берут?

— Подаю по пятницам, — буркнула я, положив руку на холку Северу.

Плечо, сила Вейра, зверь, готовый разорвать врага на куски, неудивительно, что чувствовала я себя вполне сносно, липкий, мерзкий страх исчез, и все бы замечательно, если бы не непрошенные гости и то, что в кустах я так и не сделала того, что собиралась. Ночь мне не продержаться, а хламиды, по всему видно, до утра будут украшать пейзаж. Чего им, ни в кусты, ни жрать не надо. То есть жрать надо, но дурная еда против.

Где-то рядом ухала сова, во всю мощь надрывались цикады, пищали комары, которым мы были не по зубам. Дул легкий, ночной ветерок, колыхались хламиды, алея глазками. Север тихо рычал. Я чувствовала, как напряжены его мышцы, мне передалась дрожь его мощного тела. Он вскинул голову и кратко, мощно взвыл.

Я вздрогнула, поперхнулась сова, затявкала лисица, где-то далеко на болотах откликнулась баньши, эхо её дикого, нечеловеческого вопля докатилось до нас и унеслось прочь. Каркай, ворона. Не про нас. Хламиды от клича Севера вспорхнули перепуганными стыдливыми девицами, которых застали за чтением неприличных книг, алые пятна глаз засветились ярче. Я охнула.

Из леса одна за другой выскальзывали серые тени. Ручеек стал рекой, река — озером, обступившим догорающий костер, у которого замерла наша троица. Сотни белых огоньков мерцали во тьме, как отражение звезд.

Волки. Серая масса рекой лилась из лесу, казалось, ей не будет конца. Море залило нашу поляну, колыхнулось, надвинулось на черные фигуры, те шарахнулись назад. Серые тени шли по кругу, след в след, неразрывной живой цепью, расширяя круг. Волна за волной море плескало в тварей, заставляя их отступать, но они упрямо вились вокруг нас, словно привязанные.

Север запел.

У меня волосы на голове поднялись от корней. Волк пел, я слышала в этой песне приказ, напев, молитву, заговор, я слушала, не понимая смысла, но все своей шкурой чувствовала, что силы, которые отвечают на песнь, молчали кошмарно много веков. Древняя, забытая магия возрождалась на моих глазах. Песня леса, песня жизни звучала вновь, прогоняя нечисть, гнала прочь темных, чуждых Миру сущностей. Звезды засияли ярче, луна сменила бледно-желтый цвет на залитый кровью диск. Аггелы, издав дикий вой, от которого скрутило кишки, поднялись к кронам, чернеющим на темно-синем полотне неба, и растаяли, как сон.

Ноги подкосились, я рухнула на землю. Север расслабил мышцы, сел, лизнул мне лицо и коротко, победно рявкнул. Вот, значит, как. Вот зачем они поют…

Море волков плеснуло в последний раз и медленно схлынуло, растаяв в черной полосе леса. Я крепко обняла мощную пушистую шею, зарылась лицом в мех.

— Ну, что? Как расхлебывать будем? Если бы не ты и твоя идиотская идея помогать всем страждущим, мы бы сейчас не оказались в дерьме, — процедил Рейн.

Я не поверила своим ушам. Подняв голову, глянула на колдуна. Вейр навис надо мной черной тенью, тень сверкала глазами и явно мечтала отправить меня туда, куда Макар не ходил.

— Ваше Свинское Высочество хочет сказать, что это моя вина?! Ты знал, на что способен твой недобитый наставник, и не предотвратил!

— Если бы не ты, мы бы не встретились, — он повысил голос.

— Если бы не ты, мы бы не встретились! — заорала я. — Тебя в Миргород не звали, Ваше сребролюбие!

— А тебя не звали к больной! — взбеленился он.

Я ответила. Ответил он. Наш разговор мне начинал нравиться.

Ругался он долго, самозабвенно, сломав пару толстенных ветвей и бросив в костер. Мумия оживала на глазах. Я заслушалась. Когда мне надоело выступление местечкового хора, я обняла Севера за шею, прижалась, и шепнула на ухо:

— Спасибо, — и добавила, как можно тише:

— Север, я так хочу по-маленькому!

***

Остаток ночи прошел ужасно. Северу друзья из лесу приволокли кучу ещё теплых тушек, и он всю ночь хрустел костями рядом со мной, казалось, он решил, что, если не съесть угощение, оно оживет и удерет в лес. Он то и дело вскакивал, несся к своему роскошному столу под открытым небом и возвращался ко мне, плюхаясь рядом, не разбирая, где я, а где лежанка из еловых ветвей. Когда он приволок куропатку и захрустел костями прямо над моим ухом, я взорвалась и высказала на всю округу краткое мнение о волках-проглотах и их родственниках. Север лизнул мне лицо, обдав запахом свежей крови, и растянулся рядом, согревая меня сквозь ткань плаща и захрапел. Я вспомнила ёжиков и обреченно закрыла глаза, пытаясь заснуть. Мысли о смерти, аггелах и прочей ерунде улетучились, я просто хотела уснуть, и чтобы мне хотя бы во сне не являлись колдуны, их наставники и прочие гады. Вейр, выставив круг, почти всю ночь просидел у костра, раздумывая о чем-то своем, колдунском. Судя по нахмуренным бровям, раздумья не были радужными.

Разбудил приснившийся под утро кошмар. Я никак не могла вспомнить сон, но настроение было основательно испорчено. Ощущение неотвратимой беды не оставляло, ело поедом. Хотя, куда уж больше… Вейр тоже не искрился весельем, и мы, молча собрав нехитрые пожитки и быстро перекусив сыром с лепешками, отправились в путь. До Славграда оставалось полдня пути.

***

Колокольный звон плыл над городом. Я, как завороженная, смотрела на чудесную картину. Сияли золотом башенки замков над кружевами высоких стен. Зеленые паруса вековых деревьев бороздили равнину черепичных красных крыш, вздымаясь над людской суетой. Облачка голубей кружили над городом. Волшебная огромная камея в оправе из лазурита уютно лежала в излучине Ильмы, самой широкой реки Славнополья. Столица раскрывала объятья, но я знала, что дружественными они не будут. Рядом с королевским дворцом, на фоне которого бледнели другие замки, возвышалась башня. К бабке, то есть ко мне, не ходи, что это и есть вотчина колдовской братии. Свет умирал в отчаянной и безнадежной попытке оживить мрачные стены из верейского мрамора. Черный камень привозили из далеких жарких стран, пуд материала стоил, как половина королевской казны, но колдуны могли себе позволить безумные траты. Жизнь бесценна, а внутри стен из этого мрамора никакие заклинания и волшба не действовали. Приходилось, ежели возникала нужда, применять старые добрые стилеты и яды, так что некое подобие равновесия в Совете колдунов соблюдалось. Внутри башни они были простыми смертными, правда, с невиданным количеством тараканов в голове. В этих стенах никаким аггелам мы не по зубам. Надеюсь, я высплюсь этой ночью, и плевать на то, что это рассадник змей.