Джон Толкин - Дружество Кольца

— Эка невидаль — вяз, растет себе и растет. А что не спешит, так ему и некуда — чай, не хоббит.

— Да не вяз это был. Вязы не ходят, да и в Пустоши не растут, там один вереск.

— Это ж надо! Выходит, Хэл твой полоумный вересковый куст за вяз принял!

Хоббиты захохотали еще громче. Многие захлопали в ладоши: по общему мнению, Охряк честно заработал очко.

— На язык ты востер, спору нет, — покачал головой Сэм. — Но ведь не один Хэлфаст наш всякие диковины видит. Чужаки-то валом валят, прямиком через Хоббитанию: о тех, что у границ отираются, я уж и не говорю. Такого и старики не припомнят. Вот и эльфы, я слыхал, на запад двинулись. К Морю идут, к Гаваням своим, что за Белой Башней.

Сэм неопределенно махнул рукой, потому как ни сам, да и никто во всей компании понятия не имел, что это за Море такое и далеко ли до него от Башен. Но старинное предание гласило, будто где-то за западными рубежами Хоббитании лежат Серебристые Гавани, откуда время от времени отплывают эльфийские корабли.

— Плывут они и плывут; уходят за Море, а нас покидают, — произнес Сэм чуть ли не нараспев, торжественно и печально.

— Завел старую песню, — рассмеялся Тэд. — Пусть себе плывут, коли вздумалось, нам-то до них что за дело? А может, то и враки: корабли-то ихние кто видел? Уж точно не ты, и никто в Хоббитании.

— Ну не знаю, — задумчиво промолвил Сэм.

Как-то раз — если не привиделось — встретил он в лесу эльфа. И разглядеть-то толком не успел, но с тех пор больше всего хотел увидеть еще когда-нибудь, хоть одним глазочком. Изо всех легенд, слышанных в детстве, глубже всего запали ему в сердце путаные обрывки полузабытых преданий об этом таинственном и прекрасном народе.

— За себя не скажу, но ведь кое-кто и в наших краях чудесный народ знает не только понаслышке, — сказал Сэм. — Хоть бы и господин Фродо, хозяин мой. Он тоже говорит, что эльфы уплывают, а уж ему про них немало известно. Ну а старый Бильбо и того больше знал: я к нему мальчонкой бегал, так всякого наслушался.

— Оба чокнутые, — заявил Тэд. — Бильбо давно свихнулся, а Фродо твой ему вдогон метит. Ты вот уши развесил, а про то забыл, что с кем поведешься, от того и наберешься. Ну ладно, ребята, вы как хотите, а я домой. Счастливо оставаться. — Он допил кружку, со стуком поставил ее на стол и вышел.

Сэм сидел молча: говорить больше не хотелось, да и мысли всякие в голову лезли. Ему бы о работе подумать: дел-то в саду невпроворот, а коли завтра распогодится, будет еще больше. Сорняки так и прут на грядки, то да се… Но вот незадача, думалось больше о другом. Посидев недолго, Сэм вздохнул, встал и выбрался на улицу.

Апрельские ливни вроде как закончились: небо расчистилось, над головой проглядывали ранние звезды. Солнце зашло, на смену прохладному белесому вечеру поспешала ночь. Тихонько насвистывая, Сэм брел через Хоббитон к Бугру и размышлял о своем.

Но как раз в этот вечер случилось в Хоббитоне и кое-что поважнее: нежданно-негаданно объявился давно запропавший Гэндальф. Сразу после Угощения он исчез на три года, а по происшествии этого срока заглянул лишь мимоходом: толком ни о чем не поговорил, хотя присматривался к Фродо внимательно. Следующие два года маг наведывался частенько, но рассказывать ни о чем не рассказывал, да особо и не расспрашивал. Спросит «как дела», «как здоровье» — и был таков. Ну а там и вовсе сгинул. Девять лет с хвостиком не было о нем ни слуху ни духу. Фродо уж не чаял его увидеть, решил, что Гэндальф о хоббитах и думать забыл. А вышло по-другому: в тот самый час, когда Сэм возвращался к себе в Бебнев наулок, в окошко кабинета послышался знакомый стук.

Обрадовался Фродо несказанно. Некоторое время хоббит и маг молча глядели друг на друга.

— А ты молодцом, — улыбнулся Гэндальф. — Ничуточки не изменился.

— Так ведь и ты тоже, — отозвался хоббит, слегка покривив истиной. На его взгляд, маг постарел, да и вид имел больно уж озабоченный. Изголодавшийся по новостям Фродо накинулся на друга с расспросами, и беседа затянулась далеко заполночь.

Встали, конечно же, не с рассветом, с завтраком припозднились, а перекусив, устроились в кабинете возле открытого окна. В камине потрескивали дрова, хотя утро выдалось солнечное, а с юга веял теплый, ласковый ветерок. Глаз не мог нарадоваться свежей зелени: весенней травке да только распустившимся листочкам.

Гэндальфу вспомнилось, как лет восемьдесят назад, в такой же погожий весенний день, Бильбо покинул Бебень, позабыв прихватить с собой носовой платок. Сейчас, при свете дня, не оставалось сомнений в том, что брови и борода мага стали длиннее и побелели пуще прежнего, да и морщин на лице добавилось изрядно, но глаза поблескивали, как и раньше, и курил он с удовольствием; колечки пускал — залюбуешься.

Фродо задумчиво молчал. Ясное утро омрачала тень беспокойства: новости Гэндальф принес тревожные, к тому же многое так и осталось недосказанным, но возобновлять разговор маг не спешил, и в конце концов хоббит не выдержал.

— Послушай, Гэндальф, — промолвил Фродо. — Помнится, вчера ты завел речь о моем кольце, да толком ничего не сказал — не к ночи, дескать, об этом, лучше до дневного света обождать. Ну вот и утро. Может, сейчас растолкуешь, что ты имел в виду? Говорил, оно, мол, могущественное и опасное — это как понимать?

— Так и понимай. Сила его велика, столь велика, что поначалу я о таком и думать не смел. Оно способно подчинить себе любого из смертных. И в конце концов овладевает им. Давным-давно эльфы Эрегиона изготовили множество колец, которые вы бы назвали волшебными. Разные они были: и посильнее, и послабее. Которые послабее, делали для пробы, мастерство свое посмотреть. Эльфам-кузнецам, конечно, забава, но для смертных и они опасны. Ну а уж о Великих Кольцах — их еще называли Кольца Владычества — и говорить нечего. Видишь ли, Фродо, смертный, которому выпало владеть Великим Кольцом, не умирает, но по-настоящему не живет, а лишь влачит нескончаемое, тягостное существование. А если еще и надевает Кольцо, чтобы стать невидимым, то тает, истончается, а под конец навсегда становится бесплотным и незримым, открытым лишь взору повелевающей Кольцами Темной Силы. Скоро ли это случится, зависит от того, как часто прибегает он к Кольцу, хотя и не только. Важно и то, каковы при этом его цели, и каков он сам. Сильный духом и добрый продержится дольше, но в конечном счете любой, кем бы он ни был, будет порабощен и канет во Тьму.

— Ужас какой! — пролепетал Фродо.

Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь пощелкиванием садовых ножниц. Сэм Гужни подстригал траву.

— И давно ты об этом прознал? — спросил наконец хоббит. — А Бильбо? Неужто и он знал?