Алексей Замковой - Унесенные магией

— Это, по-твоему, линия, свинья безрукая? — надрывался Ламил. — Ты как, сволочь, щит держишь? Тяжелый слишком? Может, выдавать тебе побольше хлеба, если ты даже эту деревяшку поднять не можешь?

Мы уже полдня изображали укрывшуюся за щитами шеренгу. Десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую, стоять, развернуться… Дарен упаси зацепиться своим щитом за щит соседа при развороте! Все тело в пыли, ноги гудят, будто после долгого бега, руки отваливаются, плечи немилосердно напекло солнцем, во рту, в носу, в глазах — все та же пыль.

— Стрелы сверху летят, чурки тупые! Вы хоть это можете понять? — Удар тяжелой дубинкой по щиту Баина, который заставил того пошатнуться и отступить на полшага назад. — Да я же тебя просто погладил! Легкое копье и то сильнее бьет! Ты куда из строя вышел?

Десять шагов вперед, разворот налево, десять шагов вперед, разворот кругом… Мой щит цепляется краем за щит идущего рядом Молина. На мгновение в том подобии стены щитов, которую мы изображаем, появляется брешь.

— Алин, скотина безмозглая! Молина убили! Ты понимаешь? Ты открыл дыру размером с городские ворота, и туда только что влетела эльфийская стрела! Все, он труп! Падает, а в брешь на его месте, чтоб вам век одну мочу пить, летят другие стрелы! — Ламил принялся по очереди указывать на нас пальцем. — Ты — труп! Ты — труп! И ты — тоже труп!..

— Придушил бы… Сука! — прошипел Молин, зло глядя на десятника, но тот, продолжая орать, не расслышал.

— Налево, мать вашу! Десять шагов вперед!

Наконец-то наступил долгожданный перерыв. Я с уважением поглядывал на остальных ребят, которые терпели все эти издевательства уже не первый день. Впрочем, если бы вместо меня смотрел кто-то посторонний, не участвовавший полдня в экзекуции, то вряд ли вид обессиленных новобранцев вызвал бы у него что-то, кроме смеха. Может быть, еще жалость. Чуть ли не волоча щиты по земле, мы пошли к лагерю. Обеденная пайка хлеба уже не вызвала никаких нареканий. Клянусь, это самый вкусный хлеб, который я ел в жизни! Даже то, что на зубах хрустит пыль и песок, не портит божественного вкуса!

— Пива бы… — Баин одним глотком осушил кружку воды и снова ее наполнил.

— Может, тебе еще девку? — поинтересовался Клони. — Тебе какую лучше? Со светлыми волосами или с темными? А сиськи какие любишь?..

— Клони, я тебе сейчас зубы выбью! — Ретон запустил в Клони кружкой, но или сил у него уже не было, или он специально не добросил — кружка упала на землю перед сидящим товарищем и покатилась куда-то в сторону.

— Кстати, а с девками здесь как? — Молин, наверное, будет готов поговорить о женщинах и на пороге смерти. Он всегда отличался повышенным интересом к противоположному полу.

— Здесь — никак, — поддержал тему Клони.

— Одного поля ягоды! — сплюнул Ретон и отвернулся. — Еле на ногах стоят, а о бабах потрепаться…

— Вот дорастешь до того, что тебя в город начнут отпускать, там тебе и бабы будут. — Клони не обратил на слова Ретона никакого внимания. — Еще когда в баронства вернемся, там уж выбирай на любой вкус. Тамошние крестьяночки, я тебе скажу, совсем не против подзаработать. Только остановится рота на ночлег у какой-то деревни, сразу набегут!

— А потом подхватишь дурную болезнь от тех шлюх, — вклинился в разговор Навин, — тут твой мужской инструмент и отвалится! Разве порядочная девка в лагерь роты пойдет? Одни шлюхи!

— Ну, если ты так говоришь, — пожал плечами Клони, — то там, в деревнях, уже ни одной порядочной не осталось. Как сюда шли — не меньше двадцати девок каждую ночь прибегало! А сколько в тех деревнях всего баб-то?

Навин густо покраснел и сжал кулаки. Взгляды Стона и Комила тоже стали очень далеки от дружелюбного. Ну да, они ведь сами деревенские! А тут Клони с легкомысленно высказанным вслух сомнением, что среди деревенских женщин в баронствах остались еще могущие похвастать добропорядочностью… Я бы на их месте тоже оскорбился.

— Ша! — Ретон положил руку на плечо Навина и обжег взглядом Клони. — Ты или заткнись, или я тебе точно зубы выбью!

— А я тут при чем? — Клони протестующе вскинул руки. — Это ж Молин спросил? Я только ответил…

— Думай, что отвечаешь, придурок! — Убедившись, что никто в драку больше бросаться не собирается, Ретон снова занялся своим хлебом.

— Хорош прохлаждаться! — Ламил вынырнул из лабиринта палаток и оповестил нас об окончании отдыха. — На луг, бегом!

И снова палящее солнце, пыль, ноющие мышцы… Сначала мы учились работать короткими копьями — под неиссякаемый поток язвительных комментариев десятника кололи висящие мешки с сеном. Потом, на этот раз с учебными копьями, выстроились в две шеренги — одна против другой, — и место мешка занял уже стоящий напротив соратник. Отбить щитом удар, уколоть самому, отбить щитом удар…

— Может, ну ее к эльфам, эту роту… — Баин сидел у костра и рассматривал свои стертые чуть ли не в кровь ладони.

— Думаешь, если нас поймают — лучше будет? — Ладони Молина выглядят ничуть не лучше, но он не обращает на это внимания.

— А если уйти из роты, когда в баронствах окажемся? — Мне было жаль не только свои руки, но и все тело, ноющее и украшенное синяками от пропущенных ударов копьем.

— Ты же сам слышал, как там живется, — покачал головой Молин. — Хочешь, чтоб тебя повесили только за то, что косо глянешь не на того? Нет, друзья, лучше всего нам здесь оставаться…

И так все следующие три дня. Завтрак, тренировка, обед, тренировка, ужин, сон, завтрак… Иногда, правда, такой режим прерывался очередной игрой в прятки со стражей. Они приходили еще пять раз. В последний раз, в конце четвертого дня нашей жизни в роте, к лагерю нагрянул уже целый отряд. Причем во главе с начальником городской стражи. Шума было много. Не знаю точно, что сказал начальник городской стражи, но ответный ор Седого долетал, наверное, до самого города. Насколько я понял, там все же прозвучало обвинение в укрывательстве преступников. Ответ же нашего капитана я приводить не буду — он состоял практически из одних нецензурных слов. Вкратце — стража была послана далеко и надолго, а начальник стражи — еще дальше. И ему пришлось все это проглотить. А как иначе? Ведь там собралась полностью вся рота! За исключением нас, конечно. И Крин с Лосиком, скорее всего, тоже где-то прятались.

Наконец настал день, когда пришло время роте возвращаться в баронства. Еще накануне вечером мы узнали эту новость. Ламил закончил занятия гораздо раньше обычного и оповестил нас, что приказчики барона Весп наконец-то решили все вопросы и караван сформирован. А потом началась суета. Повсюду бегали наемники, собирая и упаковывая все вещи, кроме палаток. Мне, Молину и Баину упаковывать было нечего. Все наши вещи — одежда, что на нас, и деньги в кармане. Но в полной мере насладиться отдыхом тоже не получилось. Вместе с остальными ребятами нашего десятка мы грузили на подводы учебные щиты, копья и даже изорванные мешки, на которых отрабатывались удары. Впрочем, много времени это не заняло. Наш десяток ведь был только сформирован и еще не успел обрасти имуществом, как другие, уже успевшие прослужить довольно долго.