Глен Кук - Черный отряд

Гоблин струхнул. Он вытянул карту, сплюнул, сбросил короля. Элмо тоже потянул из колоды и снес еще одного. Шалун посмотрел на Гоблина. Едва заметно улыбаясь, он взял карту, не потрудившись даже взглянуть на нее. Па мой стрит он добавил еще пятерку и снес то, что вытянул из колоды.

— Пятерка? — пискнул Гоблин. — У тебя была пятерка? Я не верю. У него — пятерка, — он с треском шлепнул своего туза на стол. — У него была проклятая пятерка.

— Спокойнее, спокойнее, — начал увещевать его Элмо. — Вспомни, парень, ты же все время советуешь Одноглазому остыть.

— Он сблефовал с этой чертовой пятеркой! У Шалуна на лице была та улыбка, которая всегда сопровождала его выигрыши. Он был доволен собой. Ему удалось хорошо сблефовать. Я и сам был уверен, что он держал туза.

Одноглазый толкнул карты к Гоблину.

— Сдавай.

— Ну, чего ты? У него оказалась пятерка, и карты сдавать тоже мне?

— Твоя очередь. Заткнись и работай.

— Где ты слышал про это перевоплощение? — спросил я Шалуна.

— От Щелчка.

Щелчок был тем стариком, которого спас Ворон. Хотя старик и сильно упирался, Шалун все-таки сумел его расколоть.

Девочку звали Душечка. И для Ворона она была сияющей звездочкой.

Девчушка постоянно вертелась вокруг него и часто просто не давала нам покоя.

Я был рад, что Ворон ушел в город. Можно отдохнуть от Душечки, пока он не вернется.

Гоблин сдал. Я посмотрел на свои карты. Ничего хорошего я там не увидел.

Гоблин взглянул на свои. Его глаза широко открылись. Он шлепнул карты на стол, открыв их.

— Тонк! Чертов тонк! Пятьдесят! Он сам себе сдал пять дам и королей.

Это автоматический выигрыш, требующий выплаты двойного банка.

— Он выигрывает только одним способом: когда сдает сам себе карты, раздраженно прокомментировал Одноглазый.

— А ты не выигрываешь, даже когда сдаешь, Болтливый Язык, — смеялся Гоблин. Элмо принялся тасовать карты. Следующая партия длилась долго. Между конами Шалун кормил нас подробностями истории о перевоплощении.

Мимо пробрела Душечка. На ее круглом веснушчатом лице застыло выражение полнейшего безразличия, а глаза были пусты. Я попытался представить ее в роли Белой Розы. Нет. Она не подходит.

Шалун сдал карты. Элмо попытался отойти с восемнадцатью. Одноглазый спалил его. У него было семнадцать после того, как он вытащил карту из колоды. Я сгреб карты и начал тасовать.

— Ну же, Костоправ, — подгонял Одноглазый. — Давай не будем валять дурака. Я попал в струю Сдай же мне тузов и двоек.

Пятнадцать и меньше — это тоже автоматический выигрыш, так же, как сорок девять и пятьдесят.

— О, извиняюсь. Я что-то сильно задумался про этих повстанцев и их суеверия.

— Откуда появилась эта бессмыслица — понятно. Все это подпитывается заманчивым призраком надежды, — заявил Шалун.

Я неодобрительно на него посмотрел. Его улыбка была почти насмешливой.

— Тяжело проигрывать, когда знаешь, что судьба — на твоей стороне. А повстанцы знают это. По крайней мере, так говорит Ворон. Наш старик становился близок к Ворону.

— Тогда нам придется изменить их мышление.

— Не сможем. Даже если сотню раз отстегать их они все равно будут стоять на своем. И именно поэтому они претворят в жизнь свои собственные пророчества.

— Тогда нам придется не только отстегать их. Нам придется унизить и покорить их, нам — это значит всем, кто сражается на стороне Леди.

Я снес карту. В который уже раз. По нашим карточным играм я мог бы отмерять свою жизнь.

— Это начинает надоедать.

Я чувствовал беспокойство. Меня одолевало какое-то неопределенное желание чем-нибудь заняться. Все равно чем.

— Игра помогает убивать время, — пожал плечами Элмо.

— Это же наша жизнь, — сказал Гоблин — Сидеть и ждать. Сколько мы уже этим занимались за. все годы?

— Я не считал, — недовольно сказал я, — но больше, чем любым другим делом.

— Чу! — сказал Элмо. — Я слышу какой-то голос. И он говорит, что мое стадо заскучало. Шалун, поднимай-ка свой зад и.

Его предложение потонуло в потоке стонов и мычаний.

У Элмо был рецепт от скуки — хорошая физическая зарядка. Прорываясь через его жестокий курс лечения, человек либо умирал, либо исцелялся.

Шалун помимо непременного мычания стал протестовать дальше.

— Мне еще фургоны разгружать, Элмо. Ребята могут вернуться в любой момент. Если хочешь, чтобы эти клоуны поупражнялись, отдай их мне.

Мы с Элмо переглянулись. Гоблин и Одноглазый. казалось, насторожились.

Еще не вернулись? Они должны были быть здесь еще до полудня. Наверное, отсыпаются. Морковный патруль всегда возвращался усталым.

— Я думал, что они уже здесь, — сказал Элмо.

Гоблин скользнул рукой к колоде карт, и они заплясали от его фокусов. Он давал нам знать, что прощает нас.

— Дайте-ка я проверю. Карты Одноглазого заскользили через стол.

— Я посмотрю, толстячок.

— Я хотел это сделать сам, Жабий Дух.

— А я главнее.

— Посмотрите их вместе, — предложил Элмо.

— Я соберу людей, а ты иди скажи Лейтенанту. Он бросил свои карты и стал выкликать имена. Потом направился к конюшне.

Лошади взбивали пыль с непрерывным угрюмым топотом. Мы ехали поспешно, но внимательно смотрели вокруг. Одноглазый следил за обстановкой, хотя колдовать сидя на лошади довольно трудно.

Однако опасность он заметил вовремя. Элмо подал сигнал рукой. Мы разделились на две группы и стали продираться через высокие придорожные заросли.

Повстанцы увидели нас, когда мы были уже в самой их гуще. У них не было ни малейшей надежды. Через несколько минут мы уже опять передвигались колонной.

— Надеюсь, что никто не начнет удивляться, почему мы всегда знаем об их замыслах, — сказал мне Одноглазый.

— Пускай думают, что у них там до черта шпионов. — Как шпион может так быстро передавать информацию в крепость? Такой шпион слишком хорош, чтобы быть правдой. Капитан должен заставить Ловца Душ вытащить нас отсюда. Пока у нас есть еще хоть какой-то авторитет.

Да, это мысль. Как только наш секрет раскроется, Кочерга сам обезвредит наших колдунов. И удача уплывет от нас.

Перед нами выросли стены Весла. Я начал испытывать некоторое сожаление.

На самом деле Лейтенант ведь не одобрил этого похода. И Капитан лично устроит мне грандиозный втык. Я думаю, в качестве наказания он подпалит мне бороду. И когда с меня снимут ограничения, я уже буду стариком. Прощайте, уличные мадонны!

От меня ожидали другого поведения. Я ведь был почти офицером.

Перспектива всю оставшуюся жизнь чистить конюшни Гвардии и мыть лошадей не пугала ни Элмо, ни его спутников. Вперед! За славой!