Клайв Льюис - Хроники Нарнии

Однако недолго сидел он, смотрел и слушал. Колдуны вскричала:

— Что ты расселся, болван! Иди помогай!

Что было делать Эдмунду? Только повиноваться. Он вы лез из саней в снег — то был уже не снег, а мокрое месиво, — и стал вместе с гномом вытаскивать сани из проталины, которую они въехали. Насилу вытащили, и гном, нещадно нахлестывая оленей, заставил упряжку тронуться с мест. А сна уже таял по-настоящему, и куда ни глянь, в снегу и а прогалинах зазеленела травка. Проживи вы среди вечного снега столько же, сколько Эдмунд, — а Эдмунду казалось, прошла целая вечность, — тогда бы вы поняли, каково ему было увидеть зелень. Сани снова встали.

— Дальше ехать нет смысла, ваше величество, — сказал гном. — В такую ростепель на санях далеко не уедешь.

— Стало быть, пойдем пешком, — ответила Ведьмарка.

— Пешим ходом мы их и вовсе не догоним, — проворчал гном. — Слишком они нас опередили.

— Ты кто, советник мой или раб?! — прикрикнула на него колдунья. — Делай, что я велю. Свяжи-ка человеческому выродку руки за спиной да держи его на веревке. Да кнут возьми Да выпряги оленей — они сами найдут дорогу домой.

Гном сделал, как было велено, и вот уже Эдмунд бежит впереди, а его понукают, а руки у него связаны за спиной, а ноги оскальзываются то на талом снегу, то в грязи, то на мок рой траве. Гном кричит на него, а иной раз и кнутом ожжет. Колдунья идет вслед за гномом, повторяя одно и то же:

— Скорей! Скорей!

Они шли, а зеленых прогалин становилось все больше, а снега все меньше. И все больше деревьев избавлялось от смежных шуб. И вот уже, куда ни глянь, вместо белых сугробов темная зелень елей и сосен или черные гнутые ветви голых дубов, буков и вязов. Седой туман сперва стал золотым, потом и вовсе рассеялся, и солнечные лучи пронизали чащобу сверху донизу. Небесная синева сквозила вверху между кронами деревьев.

Дальше — больше. Пробегая через поляну, мимо серебристых берез, Эдмунд увидел, что вся земля под ними покрылась небольшими желтыми цветочками — чистотелом. Впереди зажурчал ручей. Им пришлось перейти его. А на том берегу расцветали подснежники.

— Не верти башкой! — гаркнул гном, заметив, как Эдмунд оглядывается на цветы, и сильно дернул за веревку.

Но Эдмунд все равно все видел. Минут через пять он за метил цветы крокусов, расцветшие у корней старого дерева золотые, фиолетовые, белые. И тут же к пению воды добавился новый звук, еще более восхитительный. Возле самой тропинки, сидя на ветке, коротко свистнула птица. Ей ответила другая, чуть подальше. И вдруг, как по команде, все засвистало, защебетало и послышалась даже певчая трель, а еще через пять минут весь лес зазвенел от птичьих голосов, и Эдмунд повсюду видел птиц — они сидели на ветках, перелетали с места на место, гонялись друг за другом, ссорились или чистили перышки клювами.

— Быстрее! Быстрее! — подгоняла Ведьмарка.

Туман исчез без следа. Синее небо стало еще синее, и поплыли по синему белые облака. На широких полянах цвели первоцветы. Легкий ветерок пробегал среди ветвей, изгоняя остатки прежней сырости, и веял в лицо дивным благоуханием. Деревья ожили. Лиственницы и березы окутались зеленоватой дымкой, а ракитники — золотистой. На ветках буков проклюнулись тонкие, почти прозрачные листочки. И даже золото солнечного света под сенью дерев приобрело зеленоватый оттенок. И вот уже первая пчела прогудела над тропинкой.

— Нет, — сказал гном, внезапно остановившись, — никакая это не оттепель. Это просто-напросто весна. И что же нам теперь делать? Вашей зиме, ваше величество, как пить дать, пришел конец! Это — Эслан!

— Еще раз услышу это имя, — сказала Ведьмарка, — прикончу на месте.

Глава 12

Первый бой Питера

Гном пререкался с Бледной Ведьмаркой, а в это время далеко-далеко от них пятеро беглецов — бобры и люди — шли своей дорогой, и дорога эта была подобна чудесному сновидению. Давным-давно они сбросили шубы. И уже устали окликать друг друга:

— Глядите-ка! Ведь это зимородок!

— А вон там колокольчики!

— Слушай, чем это пахнет?

— Дрозд! Певчий дрозд!

Теперь они шли молча, радуясь светлым солнечным полянам, тенистым прохладным кущам, широким мшаникам, над которыми вязы высоко возносили свою лиственную кровлю, шли среди кустов боярышника, шли по зарослям цветущей смородины и дышали ее сногсшибательным запахом.

Не меньше, чем Эдмунда, его спутников поразило, как нежданно кончилась зима и как январь в лесу за несколько часов сменился маем. В отличие от колдуньи, они понятия не имели, что это значит. А значило это, что Эслан уже прибыл в Нарнию. Зато путники прекрасно знали, чье заклятье вызвало вечную зиму, и коль скоро весна побеждает, стало быть, что-то у Бледной Ведьмарки пошло наперекосяк. А когда снег совсем растаял, тут они и смекнули, что колдунья-то без саней осталась, и спешить им больше незачем. Отдыхать стали чаще и дольше. Да это и понятно: к тому времени они изрядно притомились. Притомились, но не выдохлись, просто двигаться стали медленнее, как сонные. А в душе у каждого царило умиротворение — такое чувство, знаете, испытываешь, прогуляв целый день на свежем воздухе. Только Сьюзен натерла пятку.

Они шли уже не вдоль большой реки, но взяли правее (стало быть, к югу), чтобы выйти напрямик к Каменному Столу. Да и в любом случае идти прибрежной тропой было невозможно: снега таяли, и мутная полая вода с ревом выступала из берегов — их тропинку наверняка давно уже затопило.

Солнце садилось, воздух порозовел, тени стали длиннее, венчики цветов смыкались, готовясь ко сну.

— Вот мы и пришли, — сказал господин Боббер и повел спутников вверх по склону, на котором то здесь то там росли высоченные дерева, а под ногами пружинил толстый моховой ковер — усталым ногам ступать по нему было очень приятно. И все же — позади-то был целый день пути — на подъеме компания запыхалась. Но лишь только Люси подумала, что без отдыха ей на этот холм не взобраться, как они оказались на вершине. И вот что они увидели.

Они стояли на обширной зеленой площадке. Отсюда, сверху, был виден лес, простирающийся без конца и края на три стороны, а с четвертой стороны, впереди… — там, далеко-далеко на востоке, что-то мерцало и переливалось.

— Гляди-ка, Сьюзен, — восторженно прошептал Питер, — ведь это же море!

Посередине площадки стоял Каменный Стол — огромная серая плита на четырех каменных опорах. Выглядел он мрачновато и, очевидно, был поставлен здесь в древние времена: всю поверхность его покрывали какие-то непонятные начертания, скорее всего, письмена неведомого языка. Только глянешь на них, и становится как-то не по себе. Поодаль был раскинут шатер. И был он великолепен — особенно в лучах заходящего солнца: полотнища стен будто из желтого шелка, шнуры-растяжки пурпурные, а колышки — из слоновой кости. Над ним на высоком шесте развевался штандарт с гербом: красный Лев, стоящий на задних лапах. Легкий морской ветерок овевал лица. Вдруг справа от них зазвучала негромкая музыка, и, повернувшись, они увидели того, к кому шли.