Александр Прозоров - Возвращение
— Да подождите вы со своими джипами! — отмахнулся антиквар. — Самое забавное предложение я проверил на немецком нумизматическом форуме. Оказывается, действительно существует старинный графский род, который очень желает заполучить такой, как у нас, змеевик, но не готов платить за него реальной цены. Скорее всего, у господ банальным образом не хватает для покупки денег. Поэтому они затеяли что-то вроде осады на нумизматическом рынке. В начале двадцатого века они предлагали коллекционерам продать им змеевик за двадцать тысяч швейцарских франков. К началу Второй мировой предложение выросло до тридцати. В шестидесятых они обещали за монету уже сорок тысяч франков. Среди нумизматов эта история навроде анекдота уже ходит. Типа, настырные графья уже сто лет несуществующую монету купить хотят. Я как раз недавно на эту историю случайно натолкнулся. Ну, посмеялся вместе со всеми. А тут — вы с тем самым змеевиком.
— Значит, ты с самого начала знал, сколько она стоит? — снова поднял саблю ведун.
— Нет, не знал! Но помнил, что много. Это же как анекдот рассказывали! Опять же, кто мог поручиться, что предложение все еще в силе? Я десятью штуками баксов конкретно рисковал!
— И это предложение все еще действительно? — постучал клинком по монитору Середин.
— Больше того, в конце века графья накинули к премии еще десятку! Я ведь даже имя узнал… — Он ткнул пальцем в экран, чуть помолчал. — Ну, неважно. Главное, теперь они готовы купить змеевик за пятьдесят тысяч франков. В долларах это получится… — Мачо потянулся к клавиатуре, замер, зло сплюнул. — Ну, зачем?.. В общем, что-то около семидесяти-восьмидесяти тысяч долларов. Это, конечно, не полмиллиона, но в качестве запасного варианта сгодится. Интересно, однако, то, что согдианский змеевик не единственный! Ведь всегда считалось, что таких монет не чеканили, и только на Руси делались обереги с этой символикой. Ну, и еще в Греции, на севере, где влияние Руси традиционно сильным было. В среднеазиатские никто не верил. И вот получается, что их по крайней мере два!
— Пять, — поправил ведун. — Одна у меня, и еще четыре по Европе бродят.
— Два. Все европейские сделки могли производиться с одной и той же монетой. Она ходила от одного владельца к другому. Вторая у нас.
— У меня…
— Технически — да, — вскинул указательный палец антиквар. — Но ведь я могу рассчитывать на нормальный комиссионный процент? Провести сделку не так-то просто. Нужно имя, связи, практика. Это дело такое: могут и обмануть, и на муляж монету подменить, и с экспертизой намухлевать. Опять же, имея вилку цен от семидесяти до шестиста тысяч, вычислить оптимальную стоимость, убедить в справедливости этой суммы контрагентов, обеспечить чистоту сделки… Опять же риск. Такие ценности на руках! Двадцать процентов за эту работу будет справедливо. Двадцать — это нормально. Двадцать… Ну, учитывая трудности нашей первой встречи, я готов согласиться на восемнадцать. Даже на семнадцать процентов… Пятнадцать?.. Что вы молчите?!
Середину было не до мачо. Он ощущал, как на запястье плавно нагревается освященный крест, предупреждая о приближении какого-то порождения чужой веры, чего-то колдовского или потустороннего. Ведун подтянул к себе саблю, настороженно оглядывая комнатку. Окно наверху, сводчатый потолок, прочные каменные стены, закрытый линолеумом пол.
— Пятнадцать — это совсем не высокий процент, если учесть еще и сопутствующие расходы. Понадобится юридическая экспертиза, независимые анализы предмета…
— У вас тут странного ничего никогда не случалось? — перебил его Олег.
— В каком смысле? — запнулся антиквар.
— Барабашки, призраки, домовые…
— Перестаньте! Мы же взрослые люди. Что за глупые суеверия?
— Пол здесь какой?
— В каком смысле?
— Пол земляной или залит бетоном? Просто застелен деревом?
— Понятия не имею! Какая разница? Главное, что тепло.
— Вроде, болотом пахнуло. Тебе не кажется?
— Пол, наверное, в коридоре мокрый. Вот и пахнет.
— Уверен?
Крестик пульсировал обжигающим жаром. Середин взялся за ручку двери, потянул к себе. Пол оказался сухим, но по коридорчику, рассекая воздух кожистыми крыльями, промчался коричневый мохнатый комок с детской головкой. Тут же послышался грохот: «птичка» куда-то врезалась. Не смогла развернуться в узком проходе.
— Крикса… Откуда она здесь? Это же…
— А-а-а!!!
Ведун развернулся на крик, качнулся в сторону, уходя от возможного удара, но увидел лишь серую змею с пятнами кирпичного цвета, ползущую по верхней полке стеллажа. Толщиной она была с голову взрослого человека, но ни одна бумажечка под могучим телом даже не колыхнулась. Вопил антиквар, который прижался спиной к стене и отчаянно пытался заползти по ней к окну, упираясь ногами в подлокотники кресла.
— Это рохля, Вячеслав Григорьевич. Всего лишь рохля, успокойтесь.
Однако мужчина его словно не слышал, а потому ведун прикрикнул на змею:
— Пошел вон!
Нежить почему-то не отреагировала, и Олег кольнул ее саблей:
— Пошла!
Рохля дрогнул, рассыпался в пепел, закружился смрадным облаком. Еле заметная среди хлопьев, вниз и под стеллаж шмыгнула невесомая тень.
— Что это было? — громко сглотнув, упал обратно в кресло мачо.
— Ерунда, рохля. Тварь домашняя и почти безобидная. Пока тепло, сухо и спокойно, обычно спит в подполе, в темных углах, и все. Коли потревожишь — в змею перекидывается, пугает. Ну, детям малым от него беспокойно бывает, да хозяевам нерадивым, у которых в подвале сырость. Вывести можно, но муторно… — Ведун попятился, уступая место открывшейся двери. — А если честно, то просто лениво.
По полу, приволакивая крылья, прошла крикса: телом похожая на упитанного младенца, но темно-коричневая и мохнатая, с зубастой пастью и кошачьими глазами. И, конечно, с растущими от хребтины крыльями. Антиквар привстал, его глаза вмиг округлились. Сказать он ничего не успел. Тварь подпрыгнула, взмахнула крыльями — Середин подступил сзади, взмахом клинка распорол перепонку и тут же, пока нежить не шлепнулась на пол, отсек голову:
— Значит, Вячеслав Григорьевич, ничего странного у вас тут никогда не случалось?
— Чт-то эт-то? — Мачо мелко трясло.
— Обычное суеверие, Вячеслав Григорьевич, — пнул голову болотного порождения ведун, откатывая за стол. — Давайте смываться, а то оно имеет привычку оживать. Срастается и нападает снова. Извести можно только при дневном свете. Да и то с трудом.
— А… А… А он-но…
— К утру пропадет. Оно настоящего света не любит. Вообще непонятно, откуда оно тут…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});