Юрий Никитин - Зубы настежь

он что, в самом деле сожрякает... такое?

–Еще как, – заверил маг, хотя в голосе проскользнуло сомнение. – Сам не знаю, почему такое жрет, но жрет, аж за ухами трещит, будто жилы какие рвутся. Видимо, по закону богов даже в самой несокрушимой броне оставлена ахиллесова пята.

– Наркотик, – согласился я. – Как кот, скажем, валерьянку...

Я взял яблочко, но Куцелий перехватил меня за руку:

– Погодите! Если сейчас, то вам сразу надо о нем заботиться. Он не допустит к себе даже конюха. Лучше перед квестом. Скормите яблоко и – в седло!

– Хорошая мысль, – сказал я с облегчением.

Когда мы возвращались снова мимо могучих черных и белых, я поинтересовался осторожно:

– А что с ними?

Куцелий не понял:

– Обыкновенные волшебные. А что, масть не та?

– Да масть та, – ответил я с неопределенностью, ибо о чернопегих и буланых читал только в книгах феодальных классиков, а сам отличал из мастей только трефу от бубен. – Масть не смущает... Похоже, тут одни дальтоники. А вот фекалии... Эта усиленная дефекация...

– Побочный продукт, – ответил он кисло. – Кто из вас, героев того мира, помнит, что коня надо кормить, поить, да и вообще?.. Вот они, так сказать, наперед. Но вам на это смотреть не обязательно.

– Да, конечно, – согласился я поспешно. – Только вперед!

– Солнцу и ветру навстречу, – сказал он значительно. – Всегда! Даже если идти надо в другую сторону.

Мы шли к башне, а я еще слышал ровный мощный гул, похожий на привычный шум работающих земснарядов.

Во сне мучило это отвратительное ощущение, что меня бросили в чан с червями. Выныривал из небытия тяжко, поймал себя на том, что мои руки постоянно ползают по лицу, хватая и сбрасывая ползающих червей.

В помещении стоял звон, громадные мухи падали мне на лицо, пытались забраться в ноздри, в уши, даже под веки, то ли отложить яйца, то ли просто нагадить в укромном месте.

Поднялся, с полузакрытыми глазами, руки мои шарили в поисках выключателя. Пальцы уперлись в шероховатое, снова отмахнулся от мух, сквозь щели заплывших глаз рассмотрел, что передо мной каменная стена из грубо отесанных глыб. Из щелей торчит сухой мох, явно для затыкания дыр.

В углу широкая бочка, воды до краев, но ее не видно из-под слоя утонувших за ночь мух. Некоторые еще трепыхаются, одна вовсе носится как глиссер на одном крыле, пытаясь отлепить от воды другое.

В щель вбит крюк, на нем черпак, вырезанный из цельного дерева. Морщась, я отогнал мух к краям, ухитрился зачерпнуть почти без самых крупных, остальных выловил двумя пальцами. Холодная вода приятно обожгла распаренное сном лицо.

Глаза машинально искали зубную щетку. Изо рта прет как из выгребной ямы, хотя вообще-то зубы у меня сравнительно здоровые, а что шесть пломб и две зияющие дыры, там я старался не улыбаться той половинкой рта.

В тусклом полированной пластине металла смутно отразился мускулистый гигант. Когда он открыл рот, я отшатнулся от блеска ровных белых зубов, настолько безукоризненно ровных, что захотелось хоть какой-то из зубов сдвинуть или укоротить. Хотя нет, это ж мои зубы! Пусть другие завидуют и мечтают укоротить или выбить. А когда у меня эти мышцы, этот меч...

Я оглянулся. Ножны на другом крюке, на прямой и широкой как Черное море перевязи. Рукоять смотрит с холодной гордостью варварского оружия: ножны простолюдина – королевский клинок.

Поколебавшись, сунул пальцы в рот, поскреб язык, ощущая гнилостный налет, что за гадость ел и пил, сполоснул пасть, не решаясь запрокинуть голову, чтобы такая вода не протекла через горло вовнутрь: как и всякий на рубеже третьего тысячелетия растерял все иммунитеты, любая гадость прилепится, не встречая отпора.

Слуга, веселый и чирикающий как назойливый воробей молодец, проводил меня к конюшне. Зайти не осмелился, он не маг и не герой, я пошел сонно, постепенно трезвея от запаха и шлепающих каштанов, к отделению для единорогов.

Все подняли головы, уставились с любопытством и надеждой. Глаза у всех мудрые, понимающие, мне стало неловко, что выбираю как на базаре, в то время как право на свободу имеют все. Пальцы стиснули яблоко, чуть поколебался, но когда морды потянулись в мою сторону, я просто швырнул яблоко в середину загона:

– Ребята, мне просто неловко выбирать! Это нечестно...

В загоне взвилась ревущая и топочущая масса, я шарахнулся от дико оскаленных конских морд, блистающих рогов, огромных копыт, любое из которых с легкостью проломит череп медведю или варвару,

Дикое ржание потрясло стены конюшни. Остальные кони, крылатые и бескрылые, замерли в яслях, перестали есть и даже дефекалить. Единороги дрались, сбирали друг друга с ног, я успел даже увидеть как на полу метнулся красный комок, затем страшная пасть подхватила на ходу, снова оскаленные морды, уши заложило от страшного ржания...

Ноги мои подгибались, по телу бегали мурашки. Попятившись, я сказал дрогнувшим голосом:

– Ребята, я очень сожалею, но мне дали только одно яблоко. Сам бы съел, но...

Пятясь, я добрался до середины конюшни, а там доспешил до открытых ворот. Челядин встретил блестящими от восторга глазами:

– Какое мудрое решение...

– Чего? – спросил я нервно.

Он прошептал:

– Как гениально... Какой красавец, какая мощь, какая грация...

Я выпрямился, расправил плечи и напряг мускулатуру. Потом заметил, что восторженный взгляд челядина устремлен через мое плечо. Оглянулся, мороз пробежал по шкуре: огромный белый жеребец пер за мной как линкор, а далеко позади виднелись разбитые в щепу доски ясель. Длинный рог жеребца блестит как нос баллистической ракеты, нацеленной мне между лопаток.

На солнце засиял так, что глазам стало больно, каждая шерстинка блестели как маленькая электродуга. Я застыл, а огромный зверь подошел, обнюхал, моих пальцев коснулись мягкие, почти бархатные губы. Крупные карие глаза смотрели с благодарностью. Я развел руками:

– Прости, яблоко было только одно.

Челядин отступил на шажок, восторженные глаза не отрывались от чудесного животного:

– Как гениально просто вы отыскали самого сильного и свирепого!.. Да, вы не простой герой!.. Вам еще придется войска водить, а то и целые орды... Если велите ему, чтобы меня не... ну, не на рог, то сейчас оседлаем для вашей милости.

Я повернулся к жеребцу:

– Ты уж, того... На черта он нам, забоданный?

Единорог фыркнул, то ли соглашаясь, то ли не соглашаясь, но обещая, я тупо проследил как его покрывают роскошной попоной, ее называли между собой потничком, затем принесли целое сооружение, именуемое седлом, с двух сторон звякали на длинных ремнях железные стремена со сложными штуками