Первые уроки (СИ) - Вероника Вячеславовна Горбачева
А тем временем под красивое музыкальное завывание сирены на улицу влетели несколько авто, одинаковых, с гербами на дверцах. Оттуда выскочили вооружённые до зубов по-ли-цей-ские и живо всех повязали. То есть, задержали, заковали в наручники, рассадили по повозкам и увезли. Всё — согласно точнейшему расчёту дона Теймура, который, разъяснив дворецкому, как лучше сгруппировать прислугу, чтобы никого не подставить под удар, отправил его заодно к местному средству связи вызвать служителей закона. Ибо, как он выразился, кому-то надо делать черновую работу!
А твой муж тем временем успел до начала огненной атаки виртуозно изъять из летающей железной коробки весь экипаж из трёх человек, которые теперь неуверенно топтались рядом с деморализованными магами-дилетантами и их бывшей охраной, одинаково поддерживая сваливающиеся штаны.
Вот, собственно, и вся война.
А когда по-ли-цей-ский офицер направился к Питеру Брэдшоу, синюшно-бледному — тот вдруг захрипел и стал оседать на мостовую, цепляясь за телохранителя.
— Ах, да, — спохватился Николас. — У тебя же два искусственных клапана в сердце! М-м…были; да ещё несколько стимуляторов. Ну, прости. Совсем забыл. Капитан, он не притворяется, доставьте его срочно в кардиологический центр.
А потом, когда всех взятых в плен увезли, по опустевшей улице не без помощи Маги прошёлся весёлый очистительный ветер и аккуратнейшим образом собрал неэстетичные кучки серого, чёрного, бурого, цветного порошка в красивые смерчи и унёс их куда-то за город. Оба брата пожали друг другу руки, довольно посмотрели на вмиг ставшую уютной улицу.
И тут прямо под ноги им откуда-то свалился шустрый человечек в изрядно подранных синих штанах и клетчатой рубахе. Он азартно потрясал каким-то устройством.
— Пресса! Господа, я пресса, не распыляйте меня! Я торчал полдня в засаде и такого натерпелся! Честное слово, я заслужил интервью, эксклюзивное, господа… Торресы, да?
И перевёл взгляд с Николаса на Магу, с него на Николаса…
Оба одинаково хмыкнули.
— Заслужил, — коротко сказал Мага. — Сидел в подвале напротив, мне даже интересно стало, зачем он там окопался. Спрашивайте, сударь. У вас три минуты.
— Пять! Умоляю! — «Пресса» аж подпрыгнула. — Четыре! Четыре с половиной!
Николас захохотал.
— Три сейчас, пять — через два часа, и место моего личного представителя в прессе на три недели, а дальше видно будет. Первый вопрос, живо!
Журналист не терял ни секунды.
— В чём причина вашей фантастической победы, господин Торрес? Неужели в магии?
— Нет, любезный. Вернее сказать, не только в ней. А вот в чём.
Он повернулся к дому:
— Константин! Выводи всех, здесь теперь безопасно!
Думаете, проныра-корреспондент был один? Пока с парадного крыльца спускались боязливо оглядывающиеся горничные, мужчины всех возрастов от пожилого повара до мальчика курьера, старательно расправляющие плечи и приглаживающие волосы — вокруг них закружились и защёлками фо-то-ап-па-ра-та-ми ещё три шустрых газетчика. Их, как тараканов, с каждой секундой становилось всё больше.
— Сюда, друзья мои!
Ник подтащил к себе Константина, хлопнул по плечу, с удовольствием обвёл глазами своих людей, собравшихся полукругом.
— Мой папа… — начал задушевно.
И жестом обратил внимание газетчиков на парадное крыльцо. С него, заложив руки за спину, не торопясь, грациозно, будто танцуя, спускался дон Теймур.
— Мой мудрейший отец с детства учил меня так: «Сынок, главное оружие мага — не заклинания, не личное могущество, а люди, его окружающие. Береги их». Кажется, у меня получилось.
И ты не поверишь, Ива, но те полтора месяца, что мы провели в Ильтариуме, лицо дона Теймура не сходило со страниц центральных газет и журналов. О братьях Торресах взахлёб говорили дней десять; потом волна восхищения схлынула, перекрытая другими новостями, но наш свёкор затмил всех политиков, дельцов и местных знаменитостей. Он, кстати, очень полюбил фотографироваться, наш скромнейший дон Теймур дель Торрес да Гама, архимаг и Глава Клана Некромантов из другого мира. А уж когда подготовил проект об открытии первой магической школы, а потом и университета — стал живой легендой.
Ник только посмеивался. Ему-то лишнее внимание только мешало. Но почему бы не побаловать драгоценного родителя?
А я… как-то сразу обжилась на новом месте, и порой мне казалось, что в этом чудесном доме прошло и детство моё, и юность. Как-то сразу запомнила всех слуг в лицо и по именам. Сразу подружилась. Сразу мы стали понимать друг друга с полуслова. Наверное, потому, что до этого они привыкли к Николасу, а ведь мы с ним, как он сам часто говорит, половинки; что хорошо для одного — прекрасно и для другого… Никогда бы не думала, что можно быть ещё счастливее. Оказывается, можно. Ведь у меня до сих пор не было своего дома: то я жила у бабушки с дедушкой, то у отчима, то в домике няни… И вдруг — вот оно, моё, родное! Стены, которые любят и берегут, исцеляют и дарят покой. Ждут и помнят.
Там-то, в этих стенах, наконец, обсуждая с поваром очередное меню и показывая, как печь твои знаменитые блины, разбивая садик на крыше, обустраивая будущую детскую, я окончательно поняла, что вернулась. Что жива. И неважно, в каком мире твой дом, главное — чтобы под его крышей обитало счастье.
Глава 6
Если кто-нибудь из иномирян усомнится в способности ещё нерождённых некромантиков делиться аурой с мамой, носящей их в своём чреве — будет неправ. Его быстро переубедят и приведут уйму примеров, начиная с моего. Например, «Зеркало» — уникальная аура дона Теймура, отбивающая любое заклинание — не только генетически передалось его внучкам, моим детям, но от них частично перешло и ко мне. За что, собственно, пришлось однажды пострадать, но то — дело прошлое.
А вот близнецы Элизабет явно унаследовали от своего общительного папочки дар убеждения. Некий Брэдшоу ошибочно принимал таковой за гипноз; на самом-то деле природа дара — магическая; своим бархатным голосом Николас дель Торрес способен уболтать кого угодно, отвратить от агрессивных намерений или мрачных мыслей, убедить, очаровать… Однако зачем подобное умение некроманту, спросите вы? А я отвечу: затем. Так называемые поднятые сущности могут оказаться очень и очень дурного нрава, особенно те, кто в своё время умер не своей смертью. А если учесть, что, восставая от вечного сна, они норовят прикончить вызывающего, подобно джинну из «Тысячи и одной ночи», который, озверев, поклялся убить любого, кто освободит его из кувшина — меры предосторожности не помешают.
Несколько
