Меч Юга - Дэвид Вебер
Или, возможно, кусочек головоломки.
Если бы у Кенходэна было хоть малейшее искушение усомниться в словах Венсита из Рума о статусе Базела Бахнаксона как защитника Томанака, он бы отбросил это сомнение, поскольку Базел решительно - и безжалостно - приказал остальным сотрудникам "Железного топора" держаться подальше от опасности. Они разошлись по другим домам - и о положении Базела в Белхэйдане многое говорило то, что эти другие дома приняли градани даже без ропота протеста, - но Кенходэн подозревал, что мало кто из них выспится этой ночью. Ему не нужно было вспоминать, чтобы понять нежелание, с которым они покинули своего вождя и леди, и их нежелание еще больше подняло Базела и Лиану в его глазах.
Теперь Кенходэн сидел тихо, ожидая, гадая, что должно было произойти. У него не было доспехов, в которые можно было бы влезть, как сделал Базел, и он с глубоким уважением посмотрел на огромный двуручный меч, прислоненный к градани. Его пятифутовое лезвие и длинная рукоять почти соответствовали росту самого Кенходэна, а прочные кромки были любовно заточены. Под гардой были выгравированы скрещенные булава и меч бога войны, и хотя Кенходэн никогда бы не попытался размахивать таким количеством стали, Базел обращался с ним как с кавалерийской саблей.
Остальные защитники были рассредоточены по зданию. Венсит сидел один на кухне, его собственный обнаженный меч лежал на столе, в то время как крошечный шар колдовского огня медленно танцевал вверх и вниз по нему. Шар мягко пульсировал в такт его дыханию, и его прикрытые глаза не отрывались от него.
В спальне высоко под карнизом горела лампа. Это была не обычная комната Гвинны, но в ней не было окон и только одна дверь. Лиана, как знал Кенходэн, сидела на стуле между дочерью и дверью, одетая теперь в традиционное короткое, похожее на килт, чари и кожаное ятху дев войны, и такие же короткие мечи висели у обоих бедер, в то время как Бланшрах рыскал по верхним залам, длинные клыки сверкали во вспышках молний, которые виднелись через окна. Гвинна была хорошо защищена, и все же Кенходэн пожалел, что ее не отправили с остальными. Он подозревал, что Венсит согласился с ним, но они мало что могли сделать. И, возможно, Базел и Лиана были правы. Ребенку не мешало бы пораньше научиться разделять риски и любовь с родителями.
Таверна казалась ему огромным зверем, сгорбившим плечи в беспокойном сне, в то время как ветер и дождь хлестали его по бокам. Спокойствие, которое, казалось, всегда наполняло теплую, уютную крышу, пока по ней барабанил дождь, витало в углах, но, несмотря на все свое умиротворение, Кенходэн чувствовал, что оно дальше всего в мире от успокоения. Он задавался вопросом, какую форму примет атака, но никогда не сомневался, что она произойдет.
Он беспокойно фыркнул и сменил позу.
В каком-то смысле его жизнь началась этим вечером. У него не было прошлого, никаких знаний о том, кем он мог бы быть, что делал или чего добился в те потерянные годы, но теперь он был вовлечен в игру, правила которой были понятны только загадочному волшебнику с пылающими глазами, излучавшими искренность. Его злило то, что он был таким беспомощным, и холод невежества закипал в его крови, как морской лед.
Он оглянулся на Базела и криво улыбнулся. Его измученная и разорванная память рассказала ему достаточно о племенах градани, чтобы понять, что положение Базела в сердце Белхэйдана было практически невозможным, независимо от того, был он защитником Томанака или нет. Если уж на то пошло, предположение о том, что градани - защитник Томанака, было еще менее вероятным. Градани были мастерами засад и опытными налетчиками, которые оказались самыми злейшими врагами сотойи. Ненависть между ними и сотойи, которые просто оказались самыми важными союзниками империи Топора, была холодной, целенаправленной и глубже моря, она длилась столетия, наполненные взаимной резней. И все же Базел был не только защитником Томанака, но и женатым на деве войны! Только боги знали, как произошла их встреча или как такая пара нашла свой путь в Белхэйдан. Он понял, что Венсит сыграл немалую роль в их жизни, и, возможно, когда-нибудь он узнает, как все это произошло. Он надеялся на это, что обещало быть редкой историей.
Его мысли вернулись к самому себе, и его улыбка исчезла. Кем и чем он был? Одна вещь, которую он уже усвоил, заключалась в том, что ему было неприятно сидеть и ждать нападения, особенно когда это подвергало опасности тех, кто превратился из незнакомцев в друзей всего за несколько часов и по собственной воле во время опасности. И он также узнал, что его раздражало подчиняться приказам, даже когда он знал, что должен... и даже от кого-то столь могущественного, как Венсит из Рума.
Нет, подумал он, снова фыркнув, у него не было выбора. Он был щепкой в колесе мельницы, мчащейся в неизвестное будущее из забытого прошлого, и это было путешествие, в котором он не выжил бы без волшебника. Как бы ему этого ни хотелось, он не мог сомневаться в этой истине больше, чем в том, что Венсит действительно знал, кто он такой. Эта истина и знание Венсита приковали Кенходэна к нему, как цепью.
Он выпрямился в кресле, прижимаясь позвоночником к его спинке, раздувая легкие и напрягая мышцы рук в сидячем положении, освобождая суставы от напряжения. Он подавил желание еще раз мысленно провести пальцами по свежей ране своего забытого прошлого и вместо этого погладил рукоять своего меча и провел по его лезвию. Он поймал себя на том, что надеется, что нападавшие скоро прибудут. Рано или поздно они все равно придут, и это могло бы облегчить его разочарование, если бы он расколол несколько враждебных черепов.
* * *
Еще больше теней промелькнуло под дождем, сходясь к фигуре в плаще на улице Причалов. Движения теней слились в единое, идеально скоординированное целое, но при этом не было произнесено ни слова. Пронизывающий холод витал вокруг них, как арктический туман, струясь сквозь дождь с невидимой угрозой. Тускло освещенные окна таверны были закрыты ставнями, они щурились и улыбались в ночь сквозь открытые жалюзи, и их отражение мерцало на струящемся покрытии улицы. Тени остановились, сгрудившись вокруг живого человека, который призвал их, и угроза замерцала в топазовых каплях дождя, когда они стояли прямо за пределами пятна света в безмолвном общении со своим хозяином.
* * *
Глаза
