Эолин - Карин Рита Гастрейх
Вместо этого он закатал рукав и сказал:
— Я хотел бы подарить и тебе что-нибудь на память обо мне.
Символы, вышитые на ткани его мантии, отражали лес в нескольких оттенках зеленого. Под складками Эолин увидела серебряную полоску на его руке. Осторожно сняв украшение, Ахим протянул его Эолин.
В благоговейном трепете Эолин повертела браслет в руках. На выгравированной поверхности она узнала множество форм Дракона: крылатую змею, змею, льва, бабочку, речную выдру, рыбу и многих других. Каждая фигура сливалась с другой, создавая единое существо, такое же фантастическое, как само воображение.
— Красиво, — выдохнула она.
— Это подарок от моей матери, — голос Ахима прервался от тихого волнения. — Она дала его мне перед смертью.
— О, Ахим. Это слишком много для меня. Если это украшение принадлежало твоей матери, оно должно остаться с тобой.
Аккуратно забрав у нее браслет, Ахим надел его на запястье Эолин и передвинул чуть выше ее локтя. Металл свернулся, идеально прилегал к ее коже.
— Я бы сказал, что он сделан для тебя.
Рука Ахима снова скользнула по ее руке. Он поймал ее пальцы своими и какое-то время изучал ее.
— Я буду скучать по тебе, Эолин.
Затем он наклонился и поцеловал ее.
Застигнутая врасплох, Эолин помедлила, прежде чем погрузиться в удовольствие от его прикосновения. Вкус губ Ахима был знаком, будто она всегда знала, каково это — держать его так близко. Ей нравился аромат полированного камня и мягкой земли, который поднимался вокруг нее. Его ласки, сначала неуверенные, обрели уверенность. Между ними росло чувство безотлагательности, пока неожиданная сила их страсти не зажгла узел паники внутри Эолин.
Раскрасневшаяся и дрожащая, она отстранилась. Дыхание стало прерывистым, будто из легких выбили воздух.
Ахим притянул ее, обнял и зарылся лицом в ее волосы. Его голос был приглушен ее густыми кудрями.
— Не оставляй меня, Эолин.
— Так не должно быть, — прошептала она. Слезы защипали глаза. — Я не понимаю. Что произошло?
— Вернись со мной. Мой отец… имеет некоторое влияние при дворе. Я мог бы защитить тебя, даже с твоими познаниями в Средней Магии. Я уверен, что смог бы. Не иди по этому пути. Не изучай Высшую Магию. Пойдем со мной домой.
Она отстранилась, терзаемая собственными сомнениями.
— Три года я готовилась к этому дню. Это не должно было так ощущаться. Я не понимаю, что происходит.
— Эолин, — он двинулся к ней, но она отступила.
— Нет, Ахим. Я должна сделать это.
Он резко остановился, будто она ударила его по лицу.
— Больше всего на свете я хочу изучить Высшую Магию, — сказала Эолин, — и Гемена — единственная, кто может меня научить. Если я вернусь с тобой, я больше никогда не научусь никакой магии.
Ахим напрягся. Его руки сжались в кулаки по бокам, а глаза потемнели.
— Понятно, — сказал он, хотя Эолин показалось, что он не понимал.
— Через четыре года я закончу обучение, и тогда ты сможешь вернуться в гости, — когда он не ответил, она неловко добавила. — Или я выйду из этих лесов, чтобы найти тебя.
— Я найду тебя, — строгость его тона напугала Эолин. Она не могла понять, были его слова обещанием или угрозой. — Я не успокоюсь, пока не найду тебя снова.
Эолин искала, что бы еще сказать, но если и существовали слова, которые могли бы преодолеть это напряжение между ними, они ускользали от нее.
— Думаю, тогда мне следует уйти, — пробормотала она.
Ужасная аура окутала Ахима. Эолин вспомнила Ястреба, как его сосредоточенность достигла максимальной интенсивности как раз перед тем, как нырнуть за пухлой Мышью-Соней.
— Я буду скучать по тебе, Ахим, — ее голос звучал бессильно на фоне тени его ярости и стука ее сердца. Она не могла вынести такой его взгляд. — Я буду скучать по тебе больше, чем ты можешь себе представить.
Ахим по-прежнему ничего не говорил, а у Эолин больше не было для него слов. Не в силах больше выносить тишину, она повернулась и убежала в лес.
* * *
К тому времени, когда Эолин добралась до домика, над лугом повисла россыпь ярких звезд. Хотя ее сердце было опустошено после расставания с Ахимом, Эолин обнаружила, что ее дух обновился, когда она увидела заботу, с какой ее наставница готовилась к Пиру Посвященного.
Гемена поставила в саду стол и накрыла его хлебом, орехами, сухофруктами, жареными весенними овощами, острым беренбенским сыром и дымящимся кувшином с горячим вином из ягод и примулы. Плавающие свечи давали бледное освещение, соответствующее застенчивым привычкам генд, присоединившихся к ним в этот особенный вечер.
Гемена поприветствовала Эолин крепкими объятиями.
— Сегодня вечером ты начинаешь свое путешествие как женщина в магии, — с глазами, полными радости, старая мага держала лицо Эолин в своих руках. После размышлений она добавила. — Хотя я осмелюсь сказать, что это не единственный переход, который ты начала сегодня. У тебя был первый поцелуй.
Из тени доносились тихие смешки генд.
Эолин покраснела.
— Это так очевидно?
— Только для опытной магии, умеющей читать ауру своей ученицы, — Гемена подмигнула. — Первый поцелуй порождает характерную искру. Если это хороший поцелуй, эта искра разрастается, отражая цвета женской ауры, как бриллиант в солнечном свете. Если это неудачный поцелуй, искра угасает, уступая место следующей возможности. Если это нежелательный поцелуй, искру нужно обработать магией, иначе она превратится в тени, которые затмят истинные цвета женского сердца.
— Я думаю, это был хороший поцелуй.
— Дорогая, совершенно очевидно, что ты очень хорошо поцеловалась.
— Но это было так неожиданно. А потом я испугалась, и Ахим разозлился, и я… не знаю. Я убежала, как заяц от лисы. Что, если я больше никогда его не увижу? Все, что он будет помнить сейчас, это то, как трусливо я убежала, когда мы прощались.
Гемена поманила Эолин к столу, где она подала две чашки горячего ягодного вина.
— Мы часто говорили о желании и привязанности, но никакие слова или иллюстрации, никакие истории или упражнения не могут по-настоящему подготовить нас к этому мощнейшему выражению Первобытной Магии. В прежние времена — в моем Экеларе — этим летом во время Высшей Церемонии Бел-Этне ты испытала бы пробуждение эн-ласати. Твой любовник был бы для тебя маской, а ты — маской для своего возлюбленного. Это освободило бы вас от личности, от прошлого и будущего, от страха перед собственными эмоциями. Ваш акт страсти, ваше приношение богам было бы связано с настоящим и, следовательно, с вечным.
Эолин отхлебнула вина.
— Значит, я бы не вела себя
