БЧ. Том 6 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Внизу «Зори» остаются в коридоре, кроме меня и Аяно. Распахиваются герметичные бронированные двери, мы заходим в просторный бункер. Внутри, вокруг огромного стола, собрались генералы в разноцветных мундирах, великий князь Николай и сам император Михаил. Здесь же и Эдуард Эльс, один из руководящих членов Круга, у которого я на днях выбил мирный договор и контрибуцию в сто миллионов, а также симпатичная женщина в погонах генерала юстиции. Все стоят на ногах и только что смотрели на объемную голографическую карту города. Теперь же любопытные взгляды скользят по моему безусому лицу недоросли. Даже Владимиру меньше внимания достается.

— Явился, — совсем нерадостно встречает Михаил наследника. — Надеюсь, у тебя были уважительные причины для задержки.

— Если выживание не является таковой, то нет, — смиренно отвечает Владимир.

— Ваш старший сын доставлен, Ваше Величество, — прерываю я семейные разборки. — А у меня мало времени. Прошу вернуться к теме собрания. Если она, конечно, касается вашего второго сына.

Аяно делает каменное лицо, полностью поддерживая меня взглядом. Женщина в генеральских погонах удивленно открывает рот и хлопает ресницами. Остальные присутствующие возмущенно ропщут. Кто-то в ужасе смотрит на царя.

Но Михаил лишь дергает полуседой бровью.

— Спасибо, князь, что бы я делал без вашего совета, — император оборачивается к столу с голограммой Москвы. — Итак, что мы имеем? Ничего? Где Георгий, наш доблестный Департамент полиции не имеет представления. Да и о самих этих «пересмешниках» тоже. Верно говорю, генерал Юсупов?

Шеф Корпуса жандармов и официальный начальник Департамента полиции Борис Юсупов виновато опускает голову:

— У Рудковского были преференции, жалованные цесаревичем, он не отчитывался передо мной. К тому же, Рудковский не столько тратил бюджет I экспедиции, сколько использовал гриф гостайны для засекречивания своей деятельности.

— Чьи же деньги он тратил на проект «Пересмешник»? — спрашиваю я.

— Свои, видимо, — глянув на меня, всё же решает ответить жандарм.

— Рудковский имел огромные средства, князь, — более приветливо обращается ко мне симпатичная генеральша. — Особенно после многолетней службы в полиции. Я — генерал юстиции Соловьева Анастасия, Сыскная часть. Уж поверьте.

— Верю, — косо смотрю на посуровевшего цесаревича. Конечно, долбаные коррупционеры развелись даже в боярской России.

А Соловьева не из робкого десятка, раз намекнула на загребущие руки дружка Владимира. Тем временем женщина продолжает жарить шефа жандармерии:

— А мои следаки давно докладывали, что I экспедиции даются слишком огромные полномочия. Мы даже не представляем, что Рудковский творил. Ему разрешалось ставить гриф высочайшей гостайны буквально на всё. Вот он и наплодил сотни засекреченных дел, к которым, якобы, имеют доступ только первые лица правоохранительной системы. А у первых лиц, конечно, не нашлось времени на ревизию документов первостепенной важности.

Багровый и вспотевший Юсупов рычит:

— Сударыня Соловьева, как ты смеешь бросаться обвинениями! Да я вызову тебя на поединок за клевету!

Я фыркаю:

— Она права, вы оборзели, — усмехаюсь в бурое лицо шефа. — Что такое? И меня тоже вызовете на дуэль?

Но Юсупов не дурак поддаваться на провокацию, о моей репутации, конечно, наслышан. А я лишь рассчитывал отвести удар с Соловьевой, просто мне нравится ее гонор и обличительный наезд. Да и генеральша, может, еще что полезного расскажет о грязной чиновничьей кухне. Соловьева одаривает меня благодарным взглядом. Император не реагирует, как и цесаревич.

— Не забывайся, Перун — наконец находится Юсупов. — Под трибунал пойдешь. Ты всего лишь поручик.

— Действительно? — сдерживаюсь, чтобы не разломить кулаком стол. — Поручик? А у меня ощущение, что я гребаный уборщик, и прибираю сейчас за вами.

— Достаточно, князь Бесонов, — наконец берет слово император. — Что известно насчет Синей короны?

Юсупов листает бумаги на планшете:

— Древний артефакт, в Россию привезли из Сверной Америки лет пятнадцать назад, — он сникает. — Это всё.

— Негусто для грифа высочайшей гостайны, — хмыкает Соловьева. — Жалко, что вы раньше не прочитали эту жалкую отписку Рудковского, — она заглядывает через плечо. — Ах, нет, вы же читали, вот ваша подпись об ознакомлении. Тогда как вы допустили такую ничтожную документацию? Подписали, не глядя?

Жандарм бросает на следовательницу полный ненависти взгляд, но крыть ему нечем. Владимир же не давит на Юсупова, значит, цесаревич и допустил это разгильдяйство. Как же жутко чешутся Когти.

— Ваше Высочество, — вдруг говорит один из секретарей в наушнике. — Царевич Георгий сейчас выступает по телевидению.

Нахмурившись, император распоряжается включить плазму на стене, которую я и не заметил. На сорок три дюйма растягивается лыбящаяся рожа Гоши. Снова психопат в синей короне.

— Эх, Перун, скучно с тобой, хи-хи, — ржет психопат. — Я пытаюсь тебя уму-разуму научить, а ты, в благодарность, строишь козни с моим братцем. Почему ты предпочел его мне? Я же симпатичнее, хи-хи! — он резко мрачнеет. — Не хочешь делать правильный выбор, заставлю тебя сражаться за него. Эй, Вова, хи-хи! Либо убьете Перуна, либо умрешь ты. Я не шучу, время у вас до четырех часов… — веселый псих тянется рукой, видимо, к выключателю камеры и резко останавливает ее. — Ой, чуть не забыл про твою мотивацию, Перун, хи-хи. Не грохнешь цесаревича до четырех своими руками, умрет твоя сестренка, — он щелкает пальцами. — А еще твой папа тоже умрет, хи-хи. Какая жалость, что они находятся в разных местах и за два часа тебе обоих ни за что не успеть спасти. Так что лучше не мучайся — грохни моего братца, спаси свою семью. Коры-ы-ысть, Перун, хи-хи. Миром правит корысть. Как и нашими с твоим сердцами.

Морда психопата гаснет, я оборачиваюсь к Аяно:

— Езжайте к моему отцу, сам полечу к Лене.

— Поняла, — кивает Аяно.

Мы с японкой быстро идем к выходу из бункера, я прохожу мимо сжавшегося Владимира, даже не смотрю на него, когда в спину бьет окрик императора:

— Тебя не отпускали, князь.

Оборачиваюсь и смотрю в серые глаза Михаила. Он накалил меридианы и готов уже ударить, как и генералы возле. Все, кроме Соловьевой и Владимира. Император по рангу явно где-то возле Воеводы, если не выше, а выше только Абсолют. Что точно: он один из сильнейших жива-юзеров, а это дает ему уверенность, что со мной он совладает.

— Вы выпустили из рук воспитание сына, — произношу, не отпуская взглядом лицо Михаила. — Каждый ошибается и может запутаться, только вот сейчас ошибка станет роковой. Оцените верно выбор, что вы хотите сделать. «Верно» значит: с позиции правды, которой учит нас Сварог.

После этих слов, не дожидаясь ответа, я отворачиваюсь и ухожу. Аяно следует за мной.

На пути к лестнице созваниваюсь с мамой и быстро узнаю, где отец с сестрой.

— Лена в поселковой школе, — сообщаю японке, держащейся рядом. — Отец на рыбалке с друзьями. Примерные координаты берега, где он любит вставать на стоянку, скинул тебе на телефон.

— Это далеко, — поджав губы, Аяно смотрит в экран. — Еще и берег пока прочешем. Скорее всего, мы не успеем.

— Знаю, — стискиваю зубы, не останавливаясь.

Зато останавливается Аяно, она оглядывается на распахнутую дверь бункера. Там, где остался Владимир.

— Перун, мы можем…

— Не можем, Аяно, — не оборачиваясь, говорю. — Мы не можем потерять правду и стать слабыми. Сделай, пожалуйста, всё, чтобы спасти моего отца.

И японка, вздрогнув, догоняет меня:

— Сделаю.

— Отец, он не сможет, — рычит Владимир. — Гоше не достать меня.

— А Перуну? — спрашивает задумчиво Михаил. — Не думаешь, что он сейчас отступил, чтобы напасть на тебя из выгодной ему позиции?

Владимир не отвечает, лишь проводит рукой по вспотевшему лицу.

— Нет. Он бы напал сразу, — делает цесаревич вывод после нескольких секунд размышлений.