Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

Готовься, мы обе будем без всего, сверху и снизу… Но разрешаем тебе оставаться в плавках…

— Го-с-с-поди, я этого не выдержу!

— Что ж, мы с Машей этому будем только рады.

— Чтоб ты знала, моя миленькая! В русскую старину венчанные законные муж и жена, если они накануне трали-вали на сеновале, в церковь к обедне, ни-ни, не смели зайти… На паперти оставались, из рака ноги, с нищими, юродивыми и нехристями…

— Так то было давно. И мы с тобой не какие-нибудь там религиозные фундаменталисты и ригористы жестковыйные. Сам же мне говорил, у нас свобода вероисповедания.

Хочешь сказать, мы сейчас не поедем ко всенощной в епархиальный собор? Я готова. У меня и косынка такая скромненькая в сумочке лежит.

— Почему же? Поехали, коль собирались… Ох-хо-хо… Соборне отмолим как-нибудь грехи наши тяжкие…

— Золотые слова, мой любимый! Я классику помню: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься…

"Эт-то точно. Видимым же всем подобием и образом невидимого…"

ГЛАВА XX

НЕВИДИМОСТЬ БЕЗГРАНИЧНОГО, ОГРАНИЧЕННОСТЬ ВИДИМОГО

К поздней мирской обедне в церкви Святых княже Димитрия Донского и Сергия Преподобного инквизитор прибыл заблаговременно. Понаблюдал как прихожане слева у распятия батюшке исповедуются, во грехах людских каются. Сам подошел к исповеди в смиренном обличье заурядного старика-мирянина.

В настоятеле храма сего инквизитор Филипп не обнаружил какой-либо магической чародейной порчи. Очевидно, пятидесятидвухлетний священник не имел непосредственной причастности к волховской скверне, но о секте храмовых еретиков догадывался, их боялся и делал вид, что ничего богомерзкого и богохульного окрест него не происходит.

"Робкий в миру человек, он несовершенен и нетверд в катафатическом вероисповедании своем."

Прочно уверовать в сверхъестественное сей мирской священнослужитель не смеет. Таковы все без исключения рационально и земнородно верующие, отрешенно констатировал окружной благочинный инквизитор.

Сейчас он углубился в собственные воспоминания. Но ни на миг не прерывал естественное сосредоточенное наблюдение за прихожанами храма сего…

Вокруг смешавшееся с запахом ладана и свечей гнилостное зловоние заношенной зимней одежды, несвежего верхнего платья и неизлечимых старческих недугов. Согбенные истасканные тела, морщинистые лица…

Трясущиеся головы, платки… Старухи в низко подвязанных дырчатых косынках, которые всем, но только не цветом, похожи на маскировочные армейские сети.

В контраст две простоволосые, крашенные в пегие цвета отроковицы 16 лет отроду. С красными трикотажными лентами-повязками на голове, в одинаковых белых курточках-поддергушках, в чрезмерно коротких ядовито-зеленых юбках. Они мелко и по-старушечьи крестятся. По-другому не умеют.

В церкви им обеим неловко, неуютно, как-то страшновато. Но завтра контрольная по химии. Бабушки говорят: если свечки поставить, Боженьке-Иисусику помолиться, то он определенно поможет.

Вскоре школьницы выходят на улицу, облегченно и просветленно улыбаются, одна другую угостила сигареткой. Обе тут же забыли о том, как со страхом телесным входили в то место, кое они напрасно почитают как храм Божий.

"Прости им, Боже, невольные прегрешения их и скверну природную от умыслов колдовских и волховательских…

На суетной обрядности у малых сих пустосвятов исповедание стоит. Како видят, тако и веруют в заразном поветрии общинном и экклезиастическом…"

Глядя на прочих прихожан, мало кто брезговал благоговейно прикладываться к нечистому стеклу иконы с частицами фальшивых мощей Матроны Московской на аналое. По завершении обедни общинно в очередь встали, дабы исполнить поцелуйную обрядность, принимаемую на веру в стадном подражании.

Иные из них свои жирные животные следы и губную помаду пытались стереть грязноватой белой тряпочкой, лежавшей рядом. Некоторые блюстители санитарии терли стекло, размазывая загрязнение, перед тем как приложиться губами или лбом.

Маленьких внуков по-мирски богомольные старухи поднимали и те звучно чмокали застекленную икону Святой Матроны Московской. Видимо, всуе и в тщете материальной иконописный новодел облыжно почитаем ими в образе чудотворного лика.

Особенно отвратными деревянный оклад иконы и защитное стекло не выглядят, отметил инквизитор. Очевидно, их ежедневно обрабатывают каким-нибудь чистящим составом, согласно правилам государственного санитарно-эпидемиологического надзора.

Изрядно непригляднее окружному благочинному инквизитору-коадьютору Филиппу Ирнееву представлялись лживые земные поклоны, какие очень многие мирские прихожие храма сего отдавали перед иконостасом и аналоем.

"Одной рукой мерзко кланяются…"

Почти все из них в точности на языческий аршин старались, не согнув, не преклонив коленей, прикоснуться пальцами правой руки к полу. Иные немощные старухи, будучи не в силах исполнить волховской обряд, сознательно или машинально давали себе отмашку рукой.

"Прости им, Господи, ворожбу и волхование богомерзкие, яко совершают сие в невежестве и в суеверии своем."

Кощунство усугублялось тем, что прихожане не просто омерзительно собирали десницей поганый прах земной. Но постоянно нечестиво касались заклятой звезды-пентаграммы, злоумышленно выложенной магами-чародеями из колдовской еретической секты, беспардонно обосновавшейся в оскверненном храме.

Прочая обрядовая людская профанация, природная скверна и естественная порча в церкви Димитрия и Сергия также наличествовала в горестном и бесчестном изобилии.

Даже при выносе Святых Даров старухи-кощуньи не отрывали тяжеловесных задов от скамеек, бесчинно расставленных у стен. Какой-то дед-паралитик неустанно крестился левой рукой, призывая то ли на себя самого, то ли на других дьявольскую тьму.

"Помнишь ли, пошто десница у тебя отсохла, старче? Оглох, знахарь-ведун, ты отчего?.."

Несколько раз за время полуторачасового богослужения и литургии церковь оглашали мерзкие дребезжащие и лающие звонки дешевых мобильных телефонов. Хотя на дверях храма висят знаки, запрещающие вход с собаками и мобильниками.

Нисколько не добавляли благочиния церковной службе визг и писк псаломопевческих девиц, верещавших на балконе позади верующих над входом. Не отличались ангельскими голосами и пронзительные старухи-кликуши, в разнобой, вкривь и вкось подвывавшие "Верую" и "Отче наш"…

"Несть благости и благолепия в храме сем."

Фитили лампад у аналоя и на алтарном иконостасе подслеповато мигали и часто гасли в течение обедни. Темные вырезы-поддувала у нескольких лампадок походили на личины, какие американские дети режут в тыквах на нечестивый Хеллоуин.