Ирина Котова - Королевская кровь. Книга третья

«Да, — вспоминала синяя с улыбкой, — трое мужей. На троих был поделен остров, на котором она родилась в рабстве, и невозможно было предпочесть кого-то, чтобы остальные не начали войну. Так и жила, управляясь с ними тремя, где хитростью, где силой, где покорностью. Так и пошла традиция многомужества. Но все мужья были куда старше ее и умерли раньше, чем вышла царица из детородного возраста. А после того, как скончался последний из мужей, я получила свою долгожданную свободу и стала единоправной правительницей Маль-Серены. Тогда и поехала в соседнее государство, к Инлию, договариваться о торговле и дружбе. И там, не зная, кто он, была им покорена, взошла на его ложе и зачала ребенка — единственного сына среди моих детей, который стал потом родоначальником драконьего племени».

— А что было потом, матушка? — шепотом спросил мальчишка, завороженно слушающий историю.

«А потом мы встретились в небесных чертогах, прожив свои жизни, познав эмоции — и боль, и радость. И кто знает, кто кого изменил больше — мы людей или они нас. Нам стала нравиться человеческая форма — и теперь мы большую часть времени проводили в ней, мы приняли наши земные имена, воздвигли себе дворцы и сады, принесли наверх земные привычки. Начали видеть удивительные сны и мечтать. Привыкли, повторяя за людьми, называть друг друга — братья, сестра, супруги. Но в человеческом языке нет слов, которые могли бы описать наши взаимоотношения, и не может ум человеческий познать наши задачи — и поэтому изображает богов метафорами и образами. На самом деле мы не связаны кровным родством, только Отцом, создавшим нас, да взаимозависимостью наших стихий. Мы не родственники и не супруги в человеческом представлении — просто эти два слова ближе всего описывают наши отношения. Вечное движение круга первоэлементов, связанного незримым притяжением, которое потом получит имя Любовь. Каждому из братьев в его сезон я отдаю свою силу, укрепляя его и усиливаясь сама. И для этого вовсе не надо восходить на супружеское ложе — миллиарды лет до воплощения мы обходились без этого. Впрочем, этот способ ничуть не хуже других, а уж после человеческой жизни и вовсе стал любимым.

Меня жизнь в земном теле изменила навсегда — четырежды я вынашивала и рожала в муках детей, четырежды выкармливала их грудью, растила их, лелеяла. И во всех людях я вижу теперь тех детей, которыми они когда-то были. И братья поменялись. А чтобы не забывали мы о людях — Отец поставил нам условие. Менять мир только их руками, вмешиваться напрямую только будучи уверенными, что сами они не справятся, и быть готовыми нести за свои действия ответственность. И наказание постановил жестокое — каждый раз, когда мы вмешиваемся напрямую, на чашу равновесия падает капля, большая или малая, в зависимости от тяжести содеянного. И когда чаша переполняется, мы, лишенные своей силы, оказываемся снова в человеческом теле. Но теперь — не в полном силы, здоровом, а в увечном, больном смертельной болезнью, парализованном, уродливом. И сполна испытываем на себе человеческую жестокость и несправедливость мира. И меняемся, меняемся каждый раз. Меньше всего, конечно, Красный — такова его суть. Огонь не может не жечь. Но и он стал другим…»

— Кто знает, малыш, что было потом, — сказала прислушивающаяся матушка. — Я верю, что они стали добрыми и справедливыми — ведь дали же они нам через праведников и провидцев наставления — помогай ближнему, не трогай слабых, не убивай, плати долги. На основании боговдохновленных проповедей и молитв и составлена Первокнига, и там можно найти ответы на все вопросы. Думаю, и сейчас они ходят среди нас в человеческом обличии.

И старушка снова поднесла к губам палец, склонилась в легком поклоне — и богиня ласково погладила ее по спине, поцеловала в седую макушку. Живи долго, старая матушка, воспитавшая столько чужих детей, что хватит заселить несколько городков и еще останется.

Дети тихонечко спали, матушка аккуратно закрывала занавески на окнах — чтобы не мешала луна, а богиня все сидела, умиротворенная человеческим теплом, и никак не могла встать и пойти дальше.

Больше всего после первого воплощения земные жизни подействовали, кроме нее самой, на Черного и Белого. Впрочем, они всегда были слишком похожи, всегда шли рука об руку. Одного без другого, наверное, и быть не могло. И в трудное время, когда Жрец пошел против всех циклических законов, восстав против годового движения, Белый поддержал его, несмотря на то, что Великий Ворон был неправ. А Красный — несмотря на свой буйный нрав и яростность — тогда был в своем праве. И как могла она выбрать между теми двумя, к которым тянуло ее более всего — и которые были противоположны во всем? Как вообще они посмели поставить ее перед выбором? Все-таки земные жизни слишком повлияли на них, и вместе с умением любить, радоваться и прощать пришло знание о ревности, ненависти и эгоизме.

Когда началось открытое противостояние Ворона и Сокола? Тогда ли, когда Вечный воин, восхитившись подвигами очередного героя, пообещал ему исполнить любое желание? А тот пожелал во славу своего господина захватить богатый город Самфолис, лежащий в сердце ныне пылающего континента Туна, на месте слияния трех рек. Город тот жил под покровительством Черного, и много в нем было ученых, мудрецов и поэтов. Красный всегда держал свое слово, и Самфолис был завоеван и разграблен. А Жрец всегда защищал своих людей. И в желании отомстить наслал на героя ужасную и заразную болезнь. Победитель, вернувшийся в свои владения, кроме богатой добычи принес и страшный дар Черного — эпидемию, выкосившую города, поклонявшиеся Вечному Воину.

Множество людей погибло во время войны — и еще больше от жуткого, гнилостного мора. Оба брата, нарушивших условие Отца, почти одновременно были выкинуты в прошлое, чтобы искупить свои проступки. И прожили множество жизней — Красный в городе, который будет разрушен с его благословения, Черный — в поселениях, которые пали от мора. Тысячи раз они умирали в муках, возвращались после смерти в небесные чертоги — и снова отправлялись на Туру, чтобы родиться в городе, которому предстояло быть разрушенным или в стране, которая опустеет от гнилостной лихорадки.

Но и это их мало чему научило. Когда закончился изматывающий цикл наказания, оба стали добрее к людям и сожалели о своих решениях. Тогда-то Красный и создал первый воинский кодекс, вложив его в уста своих последователей — и пусть он за это снова расплачивался пребыванием в земном теле. Воины добровольно клялись не поднимать оружие против слабых и безоружных, чтобы не впасть в немилость у своего покровителя. К сожалению, люди были жестоки, и только единицам удавалось придерживаться клятвы. А Черный учил жрецов справляться с эпидемиями.