Феликс Крес - Королева войны

С чисто военной точки зрения надтысячница принимала верные решения, или, возможно, они были бы таковыми, если бы не существовали другие армии, положение дартанской властительницы было бы непоколебимым, а исход войны решала бы гонка двух командиров к двум городам — Роллайне и Акалии. Возможно, она сумела бы выиграть эту гонку, круша армию противника до ее полного распада. Но она не знала того, что понимал Эневен, худший командир, но лучший политик, — что требуются только немедленные успехи, пусть даже дешевые и малоценные с точки зрения действующих на востоке армий, лишь бы они были достаточно громкими. Эневен мог добиться успеха, одержав наконец победу над войсками упрямой противницы, — но чего могла добиться своими действиями Тереза? Полного развала упавшей духом армии Эневена, который тем временем окупился бы объединением всех сил Дартана под скипетром могущественного монарха? Прежние успехи имперских войск следовало немедленно подтвердить новыми, громкими и дерзкими поступками. И в итоге получалось, что надтысячник Каронен, который сжег пустые хижины в глухом лесу и вывел из него потрепанные, почти ничего не стоящие остатки того, что еще несколько дней назад было армией, — именно этот послушный приказам Каронен сделал для Вечной империи значительно больше, чем неустрашимая Тереза. Он мог предложить сидящему в Лида Айе князю — представителю императора мощный аргумент в разговорах с элитами Дартана.

Вторая — и последняя — ошибка надтысячницы как бы следовала из первой. Командующая Восточной армией не отличалась излишней проницательностью, предпочитая действовать. Именно поэтому она выбрала путь, который довольно уверенно вел к победе, вместо того чтобы выбрать рискованную, но зато эффектную возможность добиться очередного успеха. Эневен мог обойтись без своей вспомогательной походной колонны, и Тереза об этом знала, а потому не хотела идти на бой ради достижения пустой, ведущей в никуда — по ее мнению — победы. Она, правда, рассматривала последствия, которые оказала бы подобная победа на упавшие духом войска Эневена, но не думала о том, какие последствия это имело бы для всего Шерера.

Ради справедливости стоило бы добавить, что, хотя Тереза и не знала, как решить исход войны в пользу Вечной империи, она так или иначе его приближала. Новых великих побед она не одерживала, но и себя победить не давала, исправляя таким образом ошибки верховного командования, которое поставило ее перед лицом действующей в восточном Дартане могущественной армии врага; армии, которой не должно было быть. Время работало в пользу Кирлана. Так что, возможно, не являлось большой ошибкой избегать очередного решающего сражения, которое с равной вероятностью могло закончиться как победой, так и поражением. Надтысячница, все же с уважением вспоминавшая поведение войск Кенеса у Меревы, не знала, насколько подобное поражение маловероятно. Ее коты-разведчики, во-первых, не могли быть повсюду, а во-вторых, им не хватало опыта, который они получали лишь в первой своей кампании. Старый кот Деренет, который полжизни прослужил в армектанских форпостах на севере, сейчас в одно мгновение оценил бы состояние левофланговой колонны Ахе Ванадейоне и прибежал к надтысячнице с известием, что это войско не имеет никакой боевой ценности. Коты, которые были у Терезы, видели только людей на лошадях.

А тем временем увязающие на раскисших дорогах отряды левофланговой колонны, даже несмотря на удачный переход через Ранелу, настолько уже были сыты по горло войной, что, застигнутые врасплох внезапной и решительной атакой, могли бы попросту не принять боя и даже пойти врассыпную. Это были войска, выставленные Домами, которые поддержали дело Эневена уже после падения группировки Асенавене. Первыми возвращающимися из боя отрядами, которые увидели эти люди, были подначальные разгромленного Кенеса. Новые рыцарские подразделения еще не познали вкуса победы, а вместо трофеев и славы им с самого начала достались лишь утомительные переходы, сперва на солнце, а потом под дождем и в грязи. Дожди прошли, но люди продолжали мерзнуть в своих доспехах и промокшей за неделю одежде, которую невозможно было высушить в вездесущем болоте. Что с того, что дождь перестал, если сразу же пришлось форсировать вброд реку? На повозках, в мешанине из мокрой муки и крупы, плавали воняющие тухлятиной палатки. Не привыкшие еще к военным трудностям рыцари ели заплесневелые сухари, болели, а постоянный понос прикончил уже не одну куда более закаленную армию. Недомогание, неприятное и изнурительное даже в собственном доме, в вооруженном походе становилось невыносимым — исхудавшие, страждущие люди, сжавшиеся в комок на конских спинах настолько, насколько позволяли промерзшие латы, думали о чем угодно, только не об уничтожении врага. Имперский пехотинец, в основном бывший крестьянин, намного легче переносил подобные неудобства. Под суровым взглядом Эневена, в сопровождении самых лучших, все еще как-то державшихся отрядов, новообретенные рыцари имели хоть какую-то ценность. Предоставленные самим себе — почти никакой. Достаточно сказать, что левофланговая колонна К. Л. Л. Овенетта, у которой никто не стоял на пути, преодолевала за день такое же расстояние, как и Эневен, постоянно сражавшийся с Терезой — от четырех до пяти миль.

В ближайшие два дня Ахе Ванадейоне предстояло узнать, что проклятая река, которую они с таким облегчением оставили позади, означала не конец, но начало настоящей полосы мучений. Из Роллайны на Тройное пограничье, быстро продвигаясь по дорогам, войско могло добраться всего за неделю. Оно шло уже три недели, и похоже было, что понадобятся еще три. После форсирования Ранелы, в первый день марша армия Эневена преодолела неполные четыре мили. Ведущую через подмокшие луга дорогу ночью разрыли, не могло быть и речи о том, чтобы провести по ней повозки. Отряды увязали на лугах. Среди находившихся неподалеку рощиц появилась вражеская пехота, войск все прибывало. Эневен приготовился к бою, но противник спокойно ушел, не беспокоясь о том, что кто-то будет его преследовать по колено в грязи. Подмокшая земля вдоль берегов долго держала воду, но первый рыцарь королевы не падал духом, ибо верил, что дальше найдет больше твердой почвы.

Под палящими лучами солнца над лугами, полями и лесами поднимался пар. И в самом деле, уже на следующий день отряды оказались на вполне сухой дороге, которую никто не разрыл. Но по ней вели только обоз, опасаясь, что походный строй растянется чересчур далеко. По обеим сторонам дороги зеленели посевы. Отряды тащились через поля, давя мерзкую траву, из которой должен был когда-то получиться хлеб, но пока что получалась лишь ловушка для любой конницы, собиравшейся ринуться в атаку напролом через свежие нивы. Дальше дорога шла уже не между полей, но по просеке шириной в четверть мили между лесами. Предусмотрительный Эневен послал туда разведку, и тогда стало ясно, что леса состоят поровну из деревьев и солдат. Пехотные отряды, первыми пошедшие в бой, нанесли удар в пустоту — в лесу уже никого не было. Снова сформировали походный строй — и тут же расформировали, поскольку три отряда пехотинцев, вошедшие в лес с левого фланга, тут же вылетели из него сломя голову, буквально выметенные ударом втрое более многочисленной стрелковой армии, которая вернулась из глубины леса и пошла в бой словно по грибы. Эневен потерял триста пехотинцев, захватив пустой лес, который у него тут же отобрали, чтобы опять отдать, но снова пустой. Спешившиеся конники заняли его окраины в таком количестве, что предотвратили следующую атаку, но этих спешившихся конников затем пришлось снова собрать, сформировать в походные колонны и… расформировать, так было самое время разбивать лагерь на ночь. Войско снова преодолело четыре мили. Отстоявшая на полтора десятка миль Акалия казалась городом где-то на краю света.