Элизабет Хэйдон - Рапсодия: Дитя крови

Эши рассмеялся:

— Вы очень интересная женщина, Рапсодия.

— Благодарю вас. Довольно странно слышать это от человека, лица которого я никогда не видела… Ну, если вам больше ничего не требуется, я вас оставлю. Вы заслужили отдых.

Эши подумал о видении, снизошедшем на него несколько минут назад. Да, ему требовалось кое-что еще, но он не хотел рисковать и говорить об этом вслух.

— Я бы с удовольствием послушал песню. Джо сказала, что вы — музыкант.

Рапсодия улыбнулась:

— Может быть, потерпите до завтра? Честно говоря, я устала.

Эши поморщился под капюшоном: он совсем забыл о ее ранении.

— Конечно. Значит, я могу провести здесь и завтрашний день?

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Мы благодарны вам за помощь. Но даже если бы никакого сражения не было, в любом случае вы — наш гость.

— Вы очень добры. Пожалуй, мне действительно больше ничего не требуется.

Рапсодия направилась к выходу.

— Спокойной ночи, сказала она. Приятных снов.

— Не сомневаюсь, что мне приснится что-нибудь очень приятное. — Он смотрел, как Рапсодия закрывает за собой дверь.

Боль, которую он всегда носил с собой, вернулась с такой силой, что Эши глухо застонал, сжимая руками край кровати.

Несколько минут он тяжело дышал, пока ему не удалось немного успокоиться. Тогда он устало опустился на подушки и погрузился в тревожный сон.

62

— ЕСЛИ ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ себя одинокой среди болгов, Рапсодия, я найду тебе кошку.

Рапсодия бросила на дракианина свирепый взгляд, и огонь у нее за спиной рассыпался яркими искрами. И что это значит?

Акмед подался вперед, глядя в ее глаза:

— Это значит, что он живет у нас уже неделю, и создается впечатление, что отъезд в его планы не входит. Он гуляет по залам Илорка вместе с Джо, не подчиняется никаким запретам, хотя я предельно четко дал понять, что есть вещи, которые ему видеть не следует.

Соломенная мишень, висевшая в дальней части зала, вспыхнула с громким хлопком.

— Прошу меня простить, — ледяным тоном проговорила Джо, — кто перед смертью сделал тебя Верховным Правителем?

Грунтор поднял глаза от карты.

— Ой думает, Джантир-Костолом, маленькая мисси, — молвил великан и вновь обратился к карте.

— Возможно, для болгов так и есть. Но не припоминаю, чтобы я приносила тебе клятву верности. — Джо вытащила кинжал из остатков обгоревшей мишени. — Я вообще не понимаю, о чем ты беспокоишься. Эши хороший парень. Никто не виноват в том, что ты никому не веришь.

— Ты имеешь в виду совсем другое, — ядовито заметил Акмед. Он повернулся к Рапсодии, и той пришлось отложить лиру целителя. — Я хочу, чтобы к утру его здесь не было.

На лице Рапсодии появилось удивление.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы он оставался здесь.

Теперь на место удивления пришел гнев.

— В самом деле? Я согласна с Джо: раньше я не думала, что здесь имеет значение только твое мнение. Мне казалось, мы все тут живем.

— Ладно, он может остаться. Грунтор, убей его, пожалуйста. Перед ужином.

— Подождите, — сказала Рапсодия, увидев, что Грунтор положил карту на стол. — Это совсем не смешно.

— А я и не шучу. Рапсодия, я уже говорил тебе, что он скрытный и опасный человек. Если тебе не хочется просить его уйти — кажется, что это дурной тон и все такое, — мы с Грунтором можем решить проблему без твоего участия.

Рапсодия посмотрела на своих рассерженных друзей. Акмед был явно расстроен, а Джо с трудом сдерживала ярость. Дрожа от гнева, она сжимала в руке кинжал.

— Ладно, давайте немного успокоимся, — сказала Рапсодия, используя силу Дающей Имя. — Начнем с тебя, Акмед. Я не считаю, что скрытность — это обязательно плохо; ты самый скрытный человек из всех, кого мне приходилось встречать. Из того, что он никому не показывает свое лицо, еще не следует, что в нем поселилось зло. Возможно, оно просто обезображено.

— Я не улавливаю никаких вибраций, которые должны исходить от него, Рапсодия. Такое впечатление, что он находится на берегу океана. А ты знаешь, как я люблю океан.

«ДЕЛО НЕ В ТОМ, КТО ОН ТАКОЙ, — ДЕЛО В ТОМ, ЧТО НА НЕМ НАДЕТО».

Рапсодия выпрямилась, вновь услышав голос в своем сознании. Она немного подождала, но голос замолчал.

— Может быть, все дело в том, что на нем надето, — высказала она практичное предположение. — А ты что думаешь, Грунтор? Ты ничего не говоришь.

Великан задумчиво переплел пальцы:

— Ой согласен с его величеством. Ой полагает, что его нельзя выпускать из виду.

— Отлично, — быстро проговорила Джо. — Я ни на минуту не оставлю его одного. Мы все время будем вместе. Как вам такое предложение?

— Меня вполне устраивает, — сказала Рапсодия. — Эши все равно скоро нас покинет. Я хочу только напомнить вам, — продолжала она, обращаясь к мужчинам, — что он помог нам подавить восстание Горных Глаз. И согласился взяться за меч, хотя не рассчитывал на вознаграждение.

Акмед встал.

— Может быть, этот тип ничего другого и не хотел, — ответил он, решительно направляясь к двери. — Возможно, его награда состояла в том, что восстание состоялось.

Тяжелая деревянная дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной.

Прохладный туман плаща опустился Эши на лицо, остудив жар сна.

Он повернулся на постели, сбросив одеяние, которое никогда с себя не снимал. Пока он ворочался под одеялами, от его плаща поднялось облачко пара. Туман уносил частичку боли, и ему становилось легче. И еще туман помогал Эши скрываться от тех, кто его преследовал.

Ни разу за последние двадцать лет ему не удавалось увидеть этот сон — с тех самых пор, как его жизнь пошла прахом.

В прошлом он воспринимал сны как благословение, единственный шанс оказаться рядом с женщиной, которую он любил и будет любить всегда, что бы ни случилось. Ее смерть означала для него конец всех надежд на будущее, но он все еще хранил единственное воспоминание о ней из прошлого. Он мечтал о тех ночах, когда она посещала его сны, улыбаясь из темноты…

«…Ну, когда он в порту, корабль совсем крошечный — как моя ладонь. Дед держит его на каминной полке, в бутылке…»

Единственное воспоминание. Но ему хватало.

А потом, однажды ночью, он лишился своего последнего утешения. Теперь собственная жизнь ему не принадлежала: он стал оболочкой, пешкой в злой игре. Боль, которую он день за днем носил в себе, никогда не оставляла его. Он испытывал такие жестокие душевные и физические страдания, что все его силы уходили на борьбу с ними. Сон исчез. Он был слишком чистым, чтобы оставаться рядом с видениями, которые Эши постоянно посещали.

Но с тех самых пор, как он встретил Рапсодию на рынке в Бет-Корбэре, она постоянно снилась ему. Его недолго мучила вина за предательство памяти Эмили — ведь голос Рапсодии приносил ему облегчение, пульсирующая боль в голове и груди отступала.