Братья Бри - Слёзы Шороша
Заполучили ребятки всё, что желали. И ежели дело выгорит, вся слава им достанется. С ними отец, Савасард, вскоре Гройорг-Квадрат примкнёт. Выгорит дело: мешочек, в коем моя Элэи без любви, заботы и слова доброго затерялась, на славу выменяют. И барахтаться в ней будут словно поросята в говне. Как он: «Всего-то одной не хватает». А что человека с самим собой разлучили, с тем собой, коим прежде он был, отняв у него… Что… что они отняли у него?.. Да-да-да, Зеркальную Заводь… отняли Зеркальную Заводь, в которую из сотни зеркал он только и мог смотреться… «Семимес, Семимес!.. это же твои друзья! Они называют тебя своим проводником, потому что верят в тебя. Они называют тебя своим другом, потому что доверяют тебе». Почему нынче никто не скажет мне это? Элэи могла бы сказать, как говорила прежде. Но они разлучили нас… моими собственными руками… Пять или шесть? Вернусь ещё раз… чтобы больше не возвращаться… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Вот она – Невидимая Ниша. Теперь и Семимеса больше никто не увидит, как не видит её. Если не можешь расстаться с тем, с кем не можешь не расстаться, расстанься с собой.
Семимес ступил в Нишу и поднял глаза: чёрное колеблющееся, словно живое, пятно висело на том же месте, где и в прошлый раз (тогда он был здесь с двумя пришлыми). «Во тьму, что привлечёт ваши взоры в Нише, не лезьте, как бы ни звала, ежели сгинуть бесследно не хотите», – ожили в его голове слова Одинокого.
– А если кто-то хочет, очень хочет?..
Семимес вскарабкался на стену. Злые мурашки побежали по его коже. Ему припомнилось пятно, в котором теряется Пропадающий Водопад.
– Пропадающий Водопад, – прошептал он.
«Пропадающий Семимес», – прошептала Ниша.
Семимес оттолкнулся ногой от торчавшего в стене камня, на который опирался, и окунулся в черноту… и ощутил, как его чувства и мысли растворяются в ней. «Это и есть расстаться с собой», – успел подумать он.
Глава седьмая
Прималгузье (Скрытая Сторона)
«Ивидар, дорогой мой племянник, так уж вышло, что это письмо, эти мои слова, предназначенные тебе, и твои мысли в ответ на них заменят нам встречу друг с другом. Как бы ни взволновало тебя то, о чём я скажу теперь, как бы ни подвигнуло на спор со мной, прошу, не приезжай ко мне: время, которого у нас (у всех нас) слишком мало, понадобится тебе для другого. Лишь в этом другом и остался теперь смысл.
Вот меня и лишили возможности жить и работать в Надоблачном Городе. Надо было предвидеть это и, сохраняя преданность делу, умолчать о том, что я видел в Сфере, собирающей Миры, как некогда умолчал я об Элэнтэлуре, подарив его тебе и этим определив ему сначала роль твоей игрушки, потом – твоего друга. Знаешь, я и представить не мог, что здесь, под облаками, теряешь ощущение себя как частицы космоса, с которым я привык жить. Теперь я точно могу сказать, что быть частицей космоса для меня стократ важнее, чем быть частицей общества. Космос для меня – всё. Значит, они лишили меня всего… Нет, не всего. Иначе не было бы этих строк. У меня есть Лэстинэл, есть ты. И облака, спрятавшие от меня мой истинный дом, не могут скрыть твоих глаз. Они и сейчас передо мной. И в них я вижу твою веру в меня. И поэтому не сомневаюсь: то, о чём попрошу тебя, ты в точности исполнишь. Времени у тебя совсем немного – два дня.
Они не поверили мне, и ни один из них не решился заглянуть в Сферу, собирающую Миры. Глава сенатской комиссии Олехар назвал Сферу „шариком, надутым галлюцинациями фантазёра“. Наверно, членов комиссии можно понять: страх узреть собственными глазами силу, которая приближает к нам катастрофу и гибель, заставил их предаться самообману. Они считают, что, заточив Сферу в саркофаг и отправив фантазёра в ссылку в Подоблачный Город, спрятались от космоса… Нет, Ивидар, я сказал не то. Просто космос для них нечто очень далёкое, и они ощущают себя лишь частицей общества и, как могут, заботятся о нём. И для них моя ссылка – это тоже забота об обществе.
Итак, через два дня все мы погибнем вместе с нашей любимой планетой Энтэлур. И, кажется, уже ничто не имеет значения. Но ведь что-то должно уцелеть! Что-то должно иметь шанс уцелеть! Для космоса, для мыслей, которые путешествуют по нему, или для каких-то цивилизаций – не столь важно. Иначе (если ничего не останется) и космос, и мысли, и цивилизации – бессмысленность. Может, это и так, но мне чужда мысль о бессмысленности всего сущего. И я прошу тебя: теперь же отправляйся в наш с Лэстинэл дом. Она, вероятно, уже покинула его и теперь на пути ко мне. Ключ возьми в ячейке Ф-787, её код, думаю, ты не забыл. Поднимись в мой кабинет и, войдя, поздоровайся со мной, будто я там. Помнишь, как ты делал это в детстве? Это важно. Дальше увидишь всё своими глазами. Вещь, спрятанная от взора, укажет тебе путь спасения. Тебе и Элэнтэлуру. Ты бы и сам непременно взял своего друга с собой, но, как видишь, я не удержался и напомнил тебе об этом. Элэнтэлур – это лучшее, что я сотворил за всю свою жизнь, вернее было бы сказать, не сотворил, а собрал с помощью Сферы. Элэнтэлур – это столь же моё дитя, сколь и дитя космоса. Космос подарил мне элы, я же соединил их в новое целое и придал ему форму, удобную для нас, людей. Но кто бы мог подумать, что за несколько дней из чудного космического мальчика, „вылепленного“ из элов, способного, казалось, лишь повторять слова, копируя тебя, он превратится в древнего старца, умудрённого знаниями, которые вбирали элы из информационных полей космоса на протяжении миллионов лет? Элэнтэлур не должен сгинуть. Куда вы уйдёте? Не могу ответить на этот вопрос, потому что не знаю ответа на него. Сфере, собирающей Миры, не доступен тот Мир, и она не показывает его. Может быть, это и есть изнанка космоса. Какая она? Спасение ли это для тебя и Элэнтэлура? Вы идёте в неизвестность. Только бы она приняла вас.
Из кабинета надо выйти на балкон. Там, слева, за кустами сэрнэна (я не оговорился: за кустами, а значит, и за перилами) я обнаружил невидимую дверь. Всё время в одной руке держи перед собой своё новое приобретение. Оно откроет тебе то, что без него твой взор пронзает как пустоту. Это и есть дверь, за которой, надеюсь, ты найдёшь свой новый дом. Другой рукой крепко сжимай руку Элэнтэлура. Ни неизвестность, ни страх, ни даже потеря каких-то ощущений не должны оборвать живую связь между вами.
Вот, пожалуй, и всё. На другие слова у нас нет времени. Прощай.
Тувизар»
– Хватит дремать, старина, – сказал Ивидар сидевшему в кресле старику. – Пора заняться делом. Дядя поручил…
– Ты так громко шевелил губами, что я всё слышал. Не стал мешать тебе, потому что ты плакал.
– Я плакал?! Ты утверждаешь, что я плакал?! Может быть, ты видел мои слёзы?! Последний раз я плакал двенадцать лет назад, когда мне было…
– Шесть. Ты испугался, что я умер, и плакал. Я помню тот день очень хорошо.
– Ну да. А ты просто крепко спал.
– Сейчас ты плакал без слёз, но всё-таки плакал.
– Это не считается, старина… Я не плакал – мне просто стало жаль дядю… и не только его, конечно.
– Знаю. Через два дня Тувизар, как и все обитатели Энтэлура, превратится в космическую пыль. Скажу тебе прямо, Ивидар: быть космической пылью не так страшно, как жить в телесном виде среди себе подобных.
– Ты не понимаешь, Элэнтэлур. Дядя переживает не за себя: он всегда ощущал себя частицей космоса, и это превращение его не страшит. Он страдает из-за того, что канет в небытие целая планета, населённая жизнью.
– Нет, Ивидар, твой дядя удручён тем, что не сможет находиться в Надоблачном Городе и наблюдать посредством Сферы приближающийся объект до самого последнего мгновения.
– Ладно тебе, объект!
– Называй меня «старина»: предпочитаю быть другом, а не объектом, хотя надо признать, что в этом слове, легкомысленно отнесённом ко мне, есть доля истины.
– Не будь занудой, старина. Ты для меня никогда не был объектом наблюдения. А вот я для тебя…
– В этом есть доля истины.
– Вот именно. Пора отправляться в дом дяди… к моему огорчению, ныне пустующий.
– И к моему: из тысяч элов Тувизар создал того, кто мне нравится, когда я смотрю в зеркало.
– Дядя создал космического мальчика, а ты космическая рухлядь.
– Тебе нужна была игрушка, а мне больше нравится быть мудрецом.
– Ну ты даёшь!
– Это не я даю, мой юный друг. Это твой дядя написал в письме.
…Через час с четвертью Ивидар, в сопровождении своего неизменного спутника, вошёл в кабинет дяди.
– Теперь я должен поздороваться с ним, старина. Это не так-то просто сделать без него.
Перед его глазами ожила картина: тётя Лэстинэл целует его в щёку и тычет пальцем вверх, что означает, что Тувизар на втором этаже, в своём кабинете. Ивидар сломя голову скачет через ступеньки витой лестницы, которая своей крутизной и кривизной сопротивляется раздражающей поспешности, и без стука врывается в кабинет.
