Валентин Юрьев - Белый город

Вид с конуса был обалденным, просто дух захватывало! Эта избитая фраза означала, что на какие-то моменты дыхание реально прерывалось от невероятно красивого зрелища! Здесь был горьковатый горячий ветер, сладкий до истомы после пещерной вони! Здесь были голубые горизонты во все стороны, и мы, конечно же, посмотрели на север, туда, где угадывались родные хребты, и где нас ждали и любили.

А позади лежала злая чужая страна, в которой нас ни то, ни другое, но идти надо было именно туда. Разумеется, тележки не было видно даже с такой высоты, купец поспешил удрать, шутник, но это было на руку, мы смогли продолжить полёт. Что и сделали, немного постояв и отдышавшись. Теперь я уже летел как можно ближе к земле, так хотелось выжить после всего случившегося!

В первом же приличном ручье постарались отмыться и привести себя в порядок. На нашей внешности это почти не отразилось, только вони поубавилось, а вот золото и драгоценности засверкали как новенькие, особенно медальон, для которого обнаружилась и золотая цепочка, порванная при пережёвывании объекта. Пашка, как дурачок, камушками починил цепь и напялил побрякушку на шею, ребёнок, ей, богу!

Для золота из шкуры сшили чехольчик, ещё один — для моих костей и третий — для камней. Запоздало пришла мысль, что теперь у нас есть, что грабить, причём, очень даже есть, что! Жаль только, что слову "осторожность" в голове не было пока места. После такой победы нас не испугало бы и целое войско!

Мы даже поспали несколько меток, сбрасывая высокое напряжение тяжелого дня. Тележку догнали под вечер, временами перелетая часть пути. Прятаться не стали, всё равно колдун — хассан заметит, своими кишками почувствует такую кучу артефактов, а просто шли сзади, пока купец не встал на ночевку. И только тогда подошли к онемевшим фигурам и с большим удовольствием двинули пару раз по мерзкой жирной харе. Думали, будет крик, визг, возмущение, но никак не ожидали совсем другой встречи.

Все хассаны, включая избитого, встали на колени и, семеня пятками, поползли к Пашке целовать его копыта! При этом они скулили что-то о прощении, и мне с трудом удалось догадаться, что не о своём утреннем обмане просит прощения купец, вовсе нет. Они просят так, как будто разговаривают с богом! И только ещё раз глянув на друга, я увидел медальон, о котором забыл и всё понял.

Этот, съеденный, видимо, был большая шишка, перед сотниками и даже архаиками никто так не скулил и не вертел угодливо задом. И уже поздно было снимать побрякушку и говорить: "пардон, ребята, мы пошутили". Наверно, это было бы ужасным святотатством. Поэтому мы потребовали еды и они забегали, а я попросил Пашку, глупого пижона не брякнуть что-нибудь дурацкое и побольше молчать.

Поели, и велели купцу рассказать то, что он знает. Как ни странно, вся связанная команда торчала тут же, стоя на коленях, не уходя спать, как это было раньше. Не звучали привычные шутки и легкомысленное ржание. Каждое слово рассказчика они впитывали как молитву, и все вместе одинаково кивали головами в знак согласия, тихонько мыча от невозможности говорить самим

— Прости господин. Я мало что знаю. Но такой медальон может быть только из Дома Великого падишаха, это его знаки и его родовая золотая цепочка с двойными кольцами. — кивки и мычание- Такой медальон может носить только родственник, причем ближайший. В Хассании строгие законы. Тот, кто осмелится без права носить знаки падишаха, будет обезглавлен! — кивки и мычание.

А если злодей вздумает продавать святыню, или изготавливать её копию, то его посадят на кол на центральной площади. Знаете ли вы, что значит "посадить на кол"?

— Знаем, гадость…

— Это очень неприятный смерт! Спаси меня свет… Так вот! У наш повелитель был отец. Был, потому что умер давно. И у его отца был родной брат, Изилькей. Именно этот имя и начертан на медальоне. Прости, Великий, я не узнал тебя.

— Не скули, рассказывай дальше!

— Слушаю, господин.

И он опять преклонил голову, что уже начинало утомлять.

— В те годы меня ещё не было, а мать моя была молода. И она рассказывала мне потом, что Изилькей, что можно перевести как "бурный, яростный поток", был очень храбрым воином. Он командовал всей армией. Так всегда делают владыки, свою власть они делят с родными. И узнал падишах, что неверные ириты на севере не платят дани и говорят возмутительные слова. Прости, господин, я, раб твой, только повторяю то, что рассказывала моя мать.

— Говори дальше!

— И тогда, младший брат взял малость, всего тысячу воинов, и пошел в далёкую Иллирию, и девушки плакали, провожая его, так он был силён, ловок и красив! И моя мать тоже плакала. А народ кидал в героя лепестки цветов, и это было очень торжественно. Как ваш белый снег… Потом прошел год и ещё год, много год, и не было никаких вестей о Великом Изилькее. Падишах посылал другое войско с разведчиками, но оно не нашло никаких следов ни его брата, ни его войска… Посылал гонцов в Иллирию к королю, но и оттуда ничего не ответили…..

— И это всё?

— Да, господин. Правда, один сумасшедший дервиш кричал с минарета, что войско героя убил страшный Фалаперг, и что пять раз по девять лет никто не узнает о судьбе его, но потом появится другой герой, который убьёт чудовище и он будет носить медальон Изилькея! Но ему никто не поверил, горе было слишком велико! И вот, сейчас мы, смертные, видим свет его на груди твоей, господин! Божественный!

— А предсказатель?

— Дервиша посадили в темницу, где он и закончил дни свои.

— А кто такой Фалаперг?

— Фалаперг можно перевести как "Тот ужас, который летает и убивает во тьме"! Это легенда! Чудовище, которое НИКТО! НИКОГДА! НЕ ВИДЕЛ, из смертных! Никто не знает, как он убивает, потому что сразу съедает жертву целиком.

— Никто не видел?!!! Неправда всё это!!

— Это святая правда, господин!

— А вот это вы видели?!!

И тут Пашка, словно фокусник, на глазах изумлённых зрителей, в число которых попал и я, потому что никак не ожидал от друга такой невероятной глупости, вытащил грязный, замотанный верёвкой кровавый свёрток и, развернув его, швырнул в стоящих на коленях пленников два самодельных мешка. Я никогда не видел такого массового выражения ужаса на лицах живых существ.

— Это он!! Это шкура Фалаперга!!! О, счастье!! Принц наш!..

— Возьмите ножи, идите к ручью и обработайте хорошенько!

Хассаны оцепенели, потом пощупали, понюхали, полизали вонючие шкуры, и опять полезли целовать грязные копыта носителя медальона. А он, словно опьянев и одурев от власти над этим десятком ничтожеств, вознёсся над землёй и вещал как верховный владыка: