Абрахам Меррит - Лесные женщины (сборник)

Но ее грация перехватывала ваше дыхание, когда вы смотрели на нее, длинная гибкая линия от ног до плеч, тонкая и подвижная, как вода изгибается над подводным камнем, подвижная грация меняющейся с каждым движением линии тела.

В ней горела жизнь, как в девственном лесу, когда поцелуи весны сменяются более горячими поцелуями лета. Теперь я понял, почему древние греки верили в дриад, наяд, нереид – в женские души деревьев, ручьев, водопадов, фонтанов и волн.

Не могу сказать, сколько ей лет – ее языческая красота не знает возраста.

Она рассматривала меня, мою одежду и обувь, в явном замешательстве; взглянула на Джима, кивнула, как будто убедившись, что здесь не о чем тревожиться; снова принялась рассматривать меня. Маленькие солдаты окружили ее, держа наготове копья.

Маленькие мужчина и женщина вышли вперед. Они говорили одновременно, указывая на его грудь, на мою руку и мои светлые волосы. Девушка рассмеялась, привлекла к себе женщину и закрыла ей рот рукой. Маленький мужчина продолжал щебетать и распевать.

Джим с изумленным вниманием вслушивался, когда начинала говорить девушка. Он схватил меня за руку.

– Они говорят на чероки! Или на похожем языке… Слушай… только что было слово… вроде «юнвинигиски»… оно означает «пожиратели людей, людоеды». Буквально «те, что едят людей»… если это так… и посмотри… он показывает, как цветы свисали с утеса…

Снова заговорила девушка. Я внимательно слушал. Скорость произношения и певучие звуки затрудняли понимание, но я уловил нечто знакомое… а вот комбинация, которую я, несомненно, знаю.

– Похоже на монгольский язык, Джим. Я уловил слово, означающее «змеиная вода» на дюжине различных диалектов.

– Я знаю… она назвала змею «аханада», а на чероки «инаду» – но это индейский язык, а не монгольский.

– Может быть и то, и другое. Индейские диалекты относятся к монгольской семье. Вероятно, у них общий праязык. Если бы только она говорила медленнее и не щебетала.

– Возможно. Чероки называют себя «древнейшим народом», а свой язык – «первой речью»… погоди…

Он вышел вперед, подняв руку, и произнес слово, которое на чероки означает «друг» или «человек, пришедший с добрыми намерениями». Повторил его несколько раз. В глазах девушки появились удивление и понимание. Она повторила это слово, потом, повернувшись к пигмеям, передала его им… я ясно расслышал его среди трелей и щебетания. Пигмеи подошли ближе, глядя на Джима.

Он медленно сказал: «Мы пришли снаружи. Мы ничего не знаем об этом месте. Мы никого здесь не знаем».

Несколько раз повторил он это, пока она не поняла. Серьезно посмотрела на него, на меня – с сомнением, но как человек, готовый поверить. Запинаясь, ответила.

– Но Шри… – она указала на маленького мужчину – сказал, что в воде он говорил злым языком.

– Он говорит на многих языках, – ответил Джим. Потом ко мне: Разговаривай с ней. Не стой, как восхищенный манекен. Девушка умеет думать, а мы в сложном положении. Твоя внешность не нравится карликам, Лейф, несмотря на то, что ты сделал.

– Разве удивительно, что я говорю не только на твоем языке, Эвали? – спросил я. И повторил несколько раз на двух из самых древних известных мне монгольских диалектах. Она задумчиво разглядывала меня.

– Нет, – наконец ответила она, – нет. Потому что я тоже немного знаю этот язык, но это не делает меня злой.

Неожиданно она улыбнулась и пропела какой-то приказ стражникам. Они опустили копья, рассматривая меня с тем же дружелюбным интересом, с каким раньше смотрели на Джима. В башне радостно зазвучали барабаны. Как по сигналу, другие барабаны, замолчавшие с сигналом тревоги, возобновили свой радостный рокот.

Девушка поманила нас. Мы пошли за ней в окружении маленьких солдат между решеткой из колючего кустарника и башней.

Мы миновали порог земли малого народа и Эвали.

КНИГА ЭВАЛИ

9. ОБИТАТЕЛИ МИРАЖА

Зеленый свет, заполнявший Землю Теней, потускнел. Как зеленый лес в сумерках. Солнце опустилось за вершины гор, окружавших иллюзорную поверхность, которая служила небом Земли Теней. Но свет гас медленно, как будто не вполне зависел от солнца, как будто это место имело собственный источник освещения.

Мы сидели возле шатра Эвали. Он размещался на вершине круглого холма недалеко от ее пещеры в утесе. Вдоль всей поверхности утеса виднелись пещерки малого народа, крошечные отверстия, которые могли пропустить только их; там находились их дома, их лаборатории, мастерские, склады и амбары, их неприступные крепости.

Прошло несколько часов с тех пор, как мы прошли между кустами и сторожевой башней. Золотые пигмеи толпились со всех сторон, любопытные, как дети, щебеча и пища, расспрашивая Эвали, передавая ее ответы тем, кто стоял далеко. Даже теперь вокруг основания холма стояло живое кольцо, десятки маленьких мужчин и женщин смотрели на нас желтыми глазами, смеясь и напевая. На руках женщины держали детей, похожих на крошечных кукол, куклы большего размера жались к их коленям.

Как и дети, они быстро утоляли свое любопытство и возвращались к своим занятиям и играм. Их место занимали другие, чье любопытство не было еще утолено.

Я смотрел, как они танцуют на гладкой траве. Они танцевали в ритме своих барабанов. На равнине виднелись другие холмы, большие и меньшие, чем тот, на котором находились мы, все круглые и симметричные. И вокруг всех под барабанный бой танцевали золотые пигмеи.

Они принесли нам маленькие хлебные лепешки и непривычно сладкие, но вкусные молоко и сыр, а также незнакомые отличные фрукты и дыни. Я устыдился количества опустошенных мною тарелок. Маленькие люди смотрели на меня и смеялись, а потом просили женщин принести еще. Джим со смехом сказал:

– Ты ешь пищу юнви тсундси. Волшебная пища, Лейф! Ты больше никогда не сможешь есть пищу смертных.

Я взглянул на Эвали, на ее винно-янтарную красоту. Да, можно поверить, что она выросла не просто на пище смертных.

В сотый раз я принялся разглядывать равнину. Склон, на котором располагались сторожевые башни, образовывал гигантский полукруг. Он заканчивался у черных утесов. Я решил, что он охватывает не менее двадцати квадратных миль. За колючими зарослями виднелись гигантские папоротники; за ними, по другую сторону реки, я мог рассмотреть большие деревья. Есть ли лес на этой стороне, я не мог сказать. И есть ли здесь другие живые существа. Очевидно, от чего-то надо защищаться, иначе к чему все эти укрепления, вся эта защита?

Как бы то ни было, защищенная страна малого народа представляла собой маленький земной рай, с его амбарами пшеницы, с его садами, виноградниками и зелеными полями.