Петр Верещагин - Адов Пламень

Рыцарь, поразмыслив, кивнул.

– Добро. Принимаю приглашение. Веди… кстати, приятель, тебя звать-то как? Мне просто для удобства обращения.

– Хошь – просто Аланом зови, хошь – Аланом-из-Лощины. Мне едино. Идем, сэр рыцарь, только с лошадки-то слезь – тропинка у нас не так чтобы шибко наезженная.

– Это конь, а не лошадь, и зовут его Борн де Трир. С ним обращаться следует куда вежливее, чем со мной – я-то отходчивый, а он нет.

Алан кивнул, не слишком удивленный. О рыцарских боевых скакунах ходили легенды, и в этих легендах было куда больше правды, нежели вымысла. Вероятно, вильфридов конь и не мог вынести ударом копыт, как тараном, крепостные ворота, но наверняка обладал многими полезными в сражении качествами. Проще было поверить в это, нежели усомниться в словах рыцаря. Проще – и безопаснее.

Девчушка уже не могла рыдать и только всхлипывала. Ривке опустилась перед малышкой на колени, вытерла заплаканную мордочку и ласково спросила:

– Что стряслось, Селия? Кто тебя обидел?

Слезы снова хлынули потоком.

– Те-е-о… они забра-али-и Тео… плохи-и-и-е-е…

В конце концов Ривке удалось уяснить, что «они» отобрали у девочки маленького плюшевого медвежонка и утащили его с собой. Куда и зачем – малышка толком не могла сказать. Бред какой-то, подумала бы Ривке, если бы… если бы не странные, совсем свежие отпечатки на взрыхленной почве, которых тут еще утром не было. А перед тем по земле словно бороной прошлись, причем так тщательно, как обыкновенно на гречишном поле не делают.

Девушка задумчиво шла по этим следам, что уводили к большому муравейнику, и вдруг осознала, что муравейник становится все больше и больше, вырастая прямо на глазах… нет, это не муравейник рос, это она уменьшалась!

Развернувшись, Ривке бросилась бежать. Странное колдовство немедля потеряло силу, она вновь была такой, как прежде. С облегчением вздохнув, девушка обернулась, чтобы посмотреть на странное место чуть повнимательнее – с безопасного расстояния, – и едва не столкнулась нос к носу с жутким шестилапым чудищем, какого даже составители откровенно неправдоподобного «Bestiarium Irreales» не сподобились бы выдумать.

Уже потом Ривке сообразила, что чудище было обыкновенным рыжим муравьем, только почему-то размером с хорошего быка. В тот момент она просто завизжала. Да так, что чудище присело на четыре задние лапы, настороженно пощелкивая во все стороны усами и готовясь отражать неведомую, непонятную опасность. Однако опасность пришла с неожиданной для него стороны – до полусмерти перепуганная Ривке каким-то чудом вспомнила, что «она есть пламя», и ударила клинком из этого пламени, без труда разрубив голову чудовищного муравья.

– Ну, знаешь! – раздался возмущенный голос Адреи. – Не для того я объясняла, кто ты такая и что умеешь, чтобы ты тут из себя родную дочку архангела Микаэля строила!

– Да никого я не строю, – отмахнулась Ривке.

– Тогда скажи на милость, зачем эти громкие и яркие представления? Убиваешь, так убивай, тихо и неприметно. А такое – просто путеводный маяк для Ловчих. Им плевать, как ты используешь силу: если получат хоть тень свидетельства, что она у тебя есть – считай, костер обеспечен. Не боишься их?

– Не боялась и не боюсь.

– Храбро. Глупо, но храбро. Ну а теперь посмотрись-ка в зеркало еще разок.

Ривке вновь увидела вокруг себя огненные языки, такие же, как в первый раз… нет, не такие же! Вместо трех язычков красного пламени теперь было лишь два.

– Поняла?

– Но это же значит…

– Точно. Чем больше тратишь, тем меньше остается. Вроде тех же денег. Только если ты окажешься без денег, это еще далеко не конец света, новые можно заработать, да и без них проживешь, если умеешь; но если иссякнет сила, ты всем сердцем пожелаешь, чтобы этот конец наступил, однако он не придет…

Ривке упрямо вскинула голову.

– Значит, так и будет. Если трястись над каждой искрой и никому ее не отдавать – какой прок от силы?

– Ровно такой же, как если разбрасывать ее направо и налево, не думая о последствиях. Но в первом случае куда меньше вреда.

Переспорить Адрею не удавалось даже Адептам Грауторма, мастерам и магического искусства, и сугубо тайной эллинской науки «болтологии», именуемой также схоластикой; позднее сию науку переняли и небезуспешно применили в деле христианские проповедники. Так что с Ривке ведьма сейчас не спорила, ЭТО для нее спором не было. Так, просто вела легкий разговор на общие темы.

Девушка осознала это и изменила тон:

– Хорошо, а как надо?

– Смотри в зеркало, – прежним менторским тоном приказала Адрея.

…Смотри, девочка, да повнимательнее – авось увидишь себя, какой можешь стать, если только захочешь. Что тебе титулы да богатства, что тебе даже царский венец! – пламя не носит корон, Ривке из Лудуна, а ты – пламя, чистое, зажженное небесной молнией, ты перепрыгиваешь по ветвям деревьев, оставляя на них свою метку, но не сжигая дотла… если только какое-нибудь из деревьев не попытается тебя удержать силой, вот тогда пламя обнажает вторую свою сторону – разрушительную…

Жизнь в разбойничьем лагере протекала на редкость мирно. Охотились, ягоды, грибы да корешки собирали, отсыпались – то ли после прежних передряг, то ли готовясь к новым, а скорее, и то и другое одновременно. Конечно, дозорных выставили со всех сторон, и путников порой останавливали с благой целью облегчить их слишком тяжелые кошельки. Но этими делами занималась любая банда, лесная вольница Робина Лох-Лей всегда славилась более крупными «операциями». У Вильфрида и раньше возникало подозрение, что без Робина и его таланта организовать людей этот отряд вскорости обратился бы в две-три рядовых шайки, какие заканчивают или на виселице, или на каторге – невелика разница, впрочем. И теперь он еще раз уверился в этом: временные командиры вольницы, Мик-Мельник и Алан Таль, дисциплину-то поддерживали, чтобы люди не разбрелись и не зарвались, но не более.

Делать, кроме как ждать, пока атаман вернется, было решительно нечего. Бездельничать сакс не любил, а посему на следующее утро после «поселения», как рассвело, отправился побродить по окрестностям. То есть это он сказал «побродить»; сам-то Вильфрид точно знал, куда и зачем направляется, но не считал необходимым сообщать об этом всему свету. Просто по старой привычке.

…Мозель был не особенно полноводен, рыцарю не составило труда перебраться на тот берег – вода приходилась лишь немногим выше пояса. Преодолев небольшой, скользкий скат, он обнаружил сразу три вещи. Во-первых, это оказался на самом деле остров, отделенный от берега (и, соответственно, от городка, названного в честь рыцаря Тристрама) узкой, мелкой протокой. Во-вторых, на острове кто-то жил, поскольку на северной его оконечности прилепилась хижина, над которой вяло курился дымок. И в-третьих, не далее как в полудюжине шагов от него стояла, по-кошачьи зажмурившись и подставив улыбающееся лицо лучам утреннего солнца…