Пол Андерсон - Сага о Хрольфе Жердинке

— Да уж, я бы на него не пришел, — пробормотал в ответ Хельги, уткнувшись глазами в пол.

— Ничего, со временем ты все это переживешь.

Хельги вспыхнул:

— То, что случилось, опозорило всех нас.

— А из-за кого это случилось? — Хроар заговорил неожиданно жестко. — Кто довел нас до этого позора?

Хельги вскочил — казалось, еще немного, и он кинется на брата — но затем с проклятьями скатился по лестнице и выбежал из дома.

Ту зиму он провел, чуждаясь людей, был жесток с низшими, груб с высшими. Люди со страхом передавали друг другу, что, видно, в Хельги взыграла-таки черная кровь Скьёльдунгов, а когда увидели, что он то и дело шепчется о чем-то с самыми преданными своими дружинниками, многие решили, что он затевает заговор вроде того, который когда-то устроил Фроди.

Но вот мрак начал уступать солнечному свету, снег дотек ручьями, прилетели журавли и ласточки. Хельги, казалось, стал спокойней. Его челядь знала, что он занят подготовкой какой-то затеи, но какой, о том он почти никому не говорил. И вот однажды ранним утром в начале лета исчезли и конунг Хельги, и самые верные из его людей, и самый быстрый корабль.

Подняли мачту, распустили парус, и корабль полетел с попутным ветром. А ветер выл, что твоя волынка, осыпал щеки холодными солеными поцелуями, ерошил волосы. По бортам с грохотом вздымались валы: на их гребнях закипала пена, сверху они были седыми, снизу — исчерна-синими, а солнечный луч, пробившись сквозь тучу, заставлял их вспыхивать зеленым огнем. Корабль перепрыгивал с волны на волну, только тали звенели да скрипел обитый моржовой кожей такелаж. Хельги встал у кормила, и, когда вдали скрылась из виду его земля, он, быть может, впервые за этот год улыбнулся.

Когда миновали Мен, Хельги велел украсить штевень своего корабля драконьей головой — знаком войны.

Теперь они пошли осторожней, стараясь, чтобы их не заметили с проплывающих мимо судов; дойдя до Малого Бельта, легли в дрейф и, только когда стемнело, при луне, на веслах двинулись курсом на север.

Еще до зари лоцман привел их в окруженную лесом бухточку в нескольких милях к югу от охотничьего домика Олоф. Хельги приказал вытащить корабль на берег и отправил лодку сторожить выход из бухты, чтобы враг не застиг их врасплох и не перекрыл путь к отступлению. Потом он позволил себе поспать несколько часов. Караульные слышали, как он смеялся во сне.

Проснувшись на заре, Хельги запасся провиантом и переоделся в нищенские лохмотья. Под ними он увязал за спиной меч и два кошеля с золотом и серебром.

Нелегок путь через чашу. Дубы и березы, ясени и лиственницы смыкают свои кроны, отбрасывая наземь пятнистую тень; тысячи птиц поют в ветвях, белки языками огня снуют по стволам; теплый воздух полнится запахами расцветающей земли. Но это вверху, а внизу подлесок стоит на пути стеной, цепляется за ноги, упирается в грудь, норовит выцарапать глаза, и треск сучьев звучит точно насмешка. Не диво, что часто от одного поселения до другого можно добраться только морем.

Но недаром Хельги был охотником: он умел отыскивать тропинки и пробираться по ним не хуже оленя. Скоро он уже был близок к цели. Припрятав меч в дупле и золото под кустом, Хельги вышел на дорогу неподалеку от охотничьего домика и принялся ждать.

Вскоре показался один из рабов королевы. Он тащил с хутора лукошко с яйцами для королевской кухни. Налетев на высокого незнакомца, раб невольно отпрянул. Хельги, показав ему, что безоружен, улыбнулся и начал так:

— Не бойся. Я человек бездомный, но безопасный.

Раба эта встреча не удивила. Шлезвиг терзали усобицы, так что вокруг было немало бродяг. А что он сумел попасть на остров, так ведь пролив — уже некуда.

— Как дела в ваших краях? — спросил его между тем незнакомец.

— Все тихо-мирно, — ответил, приободрившись, раб. — А как тебя кличут?

— Какая разница? Я — бедный батрак. Лучше погляди-ка сюда. Я ведь в этом лесу наткнулся на клад. Хочешь покажу?

Раб подумал, что страннику незачем нападать, кроме того, ежели что, так ведь у него есть крепкий посох. Он подошел и, увидев то, что лежало на земле, прикрытое листьями, почувствовал, как у него перехватило дыханье.

— Здорово! — только и сумел вымолвить раб. — Да кто ж такое здесь оставил? Может, конунг Хельги, когда он прошлый год приезжал к нашей королеве, а она посмеялась над ним?

— Ни о чем таком не знаю, — грубо прервал его бродяга. — А скажи ты мне, жадна ли ваша королева до золота?

— Ну, в этом с ней никто не потягается.

— Вот и я слыхал то же самое. Коли так, значит, ей по душе такие штуки, и она может наложить лапу на мое золото — ведь здесь ее владенья. Зачем же мне менять удачу на неудачу и прятать клад самому? Кто ж поверит, что бродяга вроде меня разбогател за час? Сочтут разбойником и отправят воронью на корм. Нет уж, пусть сама возьмет его, а мне выделит, сколько пожелает; так-то будет лучше. Ты как думаешь, соизволит она сама пожаловать за кладом?

— Сдается мне, что она решится, ежели сумеет прийти тайком, прихватив с собой пару воинов из тех, что помолчаливее.

— Я это к тому, что как бы это ей так прийти, — забормотал странник, — чтоб находка не наделала шума, а то прознают о ней ее ярлы и захотят даров да пиров, а королева-то, говорят, как раз этого и не любит. Слушай, я не желаю, чтобы с ней приходил еще кто-нибудь, кроме тебя. Она и ты, и все. Я-то ведь ничего не боюсь. — Помолчав, он продолжал: — Видишь кольцо с дорогим камнем: ты получишь его, если сумеешь привести сюда королеву без спутников. А на тебя она не разгневается, я сумею ее успокоить.

Сперва раб смутился, но потом решил, что незнакомцу ведомы еще какие-то клады и тот решил поторговаться о них с королевой без свидетелей. А уж гнев королевский таким бойким языком отвести — дело нехитрое. А потом он, раб, выкупит себя из рабства тем кольцом, да еще получит хутор в придачу.

Оставив бродягу стеречь клад, раб с бьющимся сердцем припустил к охотничьему домику. Там он, задыхаясь, рассказал Олоф о том, что отыскал огромный клад и, чтобы завладеть кладом, просит ее отправиться с ним, но никому о том не говорить, а то он боится злобы завистников.

Карие очи Олоф оценивающе смотрели на раба. На широких скулах королевы проступил румянец.

— Коли ты говоришь правду, — сказала она, — эта весть обернется для тебя удачей, коли лжешь — будет стоить тебе головы. Но ты всегда был предан мне, так что я тебе доверяю.

Олоф назначила рабу встречу под вечер, как только стемнеет. Когда пришло время, она встала, оделась и выскользнула из опочивальни. Стража высматривала только разбойничьи шайки и вражьи корабли, так что одиночке было нетрудно проскользнуть мимо нее. Под сенью залитых лунным светом дубов ее ждал раб. Он сразу же повел королеву во тьму лесной чащи.