Алексей Клименко - Гроб для мертвого колдуна

Чужак, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал, как староста ходит вокруг него кругами. Чуть в отдалении начали собираться любопытные. Пора было брать ситуацию в свои руки и выяснить, что понадобилось дикарю в поселке.

— Доброй ночи, — незнакомец не стал испытывать терпение старосты и начал общение первым. Сказал и замолчал, словно прислушиваясь к звукам собственного голоса. А голос действительно был странный: негромкий, но какой‑то гулко шипящий, словно чужак находился не на улице, а в большой и пустой комнате. Так мог поздороваться старый питон Косицына, если бы вдруг обрел возможность общаться с людьми и, благодаря какому‑то невероятному стечению обстоятельств, возымел такое желание. Тем не менее, одной проблемой стало меньше, основной язык Возрожденной, чужак понимал.

— Доброй… эм — м… господин… — Самагер испытывал определенные затруднения, опасаясь вызвать гнев гостя неправильным обращением, и тот, похоже, понял, что от него хотят:

— Меня зовут Кола, Кола де Зорро. Но друзья могут называть меня Дзинко, — Теперь голос звучал без гулкого эха, и, если бы не тихое шипение, сопровождающее каждое сказанное слово, его можно было признать обычным. Староста поежился, испанский он понимал и, поэтому решил пока не торопиться с зачислением в друзья этого странного типа. Если чужак связан с Инари… тогда… Тогда, тем более, нужно держаться от него подальше. Пути богов бывают очень… причудливыми.

— И какими ветрами в наших краях, господин де Зорро? — прозвучало грубовато, но чужак только пожал плечами и, несмотря на маску, Самагеру показалось, что он улыбнулся.

— Попутными, господин привратник, попутными. Вот решил заглянуть, по — соседски, узнать может помощь какая нужна… — В принципе, дальнейший разговор терял всякий смысл. Своей фразой, пришелец практически дословно ответил на первые строки молитвы о помощи. Теперь осталось свести его с Ириной, потому что, кроме нее, никто здесь Инари о помощи не просил.

Наверное, лет через двести, детские слезы не смогут так легко лишать меня самообладания, и проклятая сентиментальность не будет влиять на принимаемые решения… очень даже может быть… если, эта самая, сентиментальность, не загонит меня обратно в гроб до того счастливого момента.

Я рассматривал несколько сценариев, по которым может пройти мое появление в рыбацком поселке, не отбрасывал даже вариант того, что меня с моей системой воспроизведения звука, просто не поймут, но то, что меня примут за посланника неких божественных сил, среди них, естественно, не было. Староста, не старый еще мужик с повадками матерого прапорщика, вначале вел себя вполне адекватно, и казалось, что общий язык найти будет нетрудно, но не успели мы обменяться приветствиями, как его лицо приняло странно торжественное выражение, и… мне указали кратчайший маршрут, по которому я могу двигаться к своей цели. Хм… у меня здесь имеется цель?

Признаюсь, честно, я подзавис секунды на три, пытаясь понять, куда именно меня послали, заодно решая, не пора ли начать экстерминатус отдельно взятой деревни, прямо с этого места. Не знаю, чем бы завершились эти размышления, но они были прерваны симпатичной фигуристой брюнеткой, которая прорвалась сквозь окружавшую нас толпу, и бросилась мне в ноги… Так — с, экстерминатус временно отменяется, по техническим причинам. В частности, из‑за повышенного слюноотделения у единственно доступного инквизитора — терминатора. И отсутствие флота Повелителей ночи на орбите тут совершенно не причем.

Почему мое внимание привлекли именно эти особенности, прижавшейся к ногам незнакомки? Гм… как бы это правильно сказать… Я не касался живой женщины с момента моего появления в этом мире. Я боялся даже близко подходить к женским МОГам, чтобы не сорваться. А эта… прижалась верхними выпуклостями к ногам, а нижние оттопырила вверх! А у меня, между прочим, гормоны… и штаны из тонкой змеиной кожи. О такой роскоши, как нижнее белье, вообще, забыл давно. Угу. А вокруг толпа. И малиновые уши полумаска, совершенно не скрывает.

Первые смешки словно прорвали плотину, и громовой хохот потряс окрестности. Не знаю, что сломало пленку отчуждения, такая очевидная демонстрация моей человеческой сущности, или сам предмет демонстрации? Но попытки некоторых присутствующих дам, вроде бы невзначай, к этому самому предмету, прикоснуться, вызывали определенные опасения и заставили сложить руки на пряжке ремня… так, чисто на всякий случай.

А потом мы пришли, и желание смеяться сразу пропало. Замершая в предвкушении чуда толпа, осталась за дверью маленькой поселковой больнички, и я, наконец‑то, понял, что именно здесь ожидают от посланника богини.

Тишина. Отчаянная надежда в глазах, вцепившейся в мою руку матери. Пытающийся держать на лице бесстрастную маску староста. Вежливое любопытство двух других членов поселкового совета и брезгливое ожидание от, непонятно как тут оказавшегося, покрытого татуировками индивида с бритой головой. Представитель от преступного элемента? Не слишком ли для поселка в сто душ? Ладно, потом узнаю, что он тут забыл… Если у меня, что‑то получится с больным ребенком и в том будет необходимость.

Тихо щелкнуло реле и, под заунывный вой доживающих свой век электромоторов, крышка медкапсулы начала неспешно подниматься. Она не успела пройти и половины своего пути, как я услышал отголоски грохота, с которым рушились мои планы по — тихому и незаметному врастанию в новый Мир. Во — первых, стало ясно, что регенератор так просто не починить: половина эффекторов едва тлела и заменить их было нечем, а во — вторых…

Маленькое худенькое тельце в коротком цветастом платьице на белой простыне, вытянутые по швам руки и бледная до прозрачности кожа. Аккуратно расчесанные прямые черные волосы… Сердце пропустило удар. Не может быть. 'Папа, я же не умру, правда?' Такая же маленькая девочка из другой, давно потерянной жизни, такая же, только с соломенными, почти белыми волосами. Светланка — сметанка. 'Папа, я же не умру?'

Ноги подкосились, и я опустился перед ложем на колени.

— Не плачь. — Шелестящий голос едва слышен. Большие черные глаза на изможденном лице, смотрят без страха, только одинокая слезинка катится по щеке, — я знаю, ты пришел за мной. Но я уже не боюсь. Ты, только не закапывая меня сразу, подожди пока я совсем — совсем умру. Пожалуйста… а то песок такой холодный. — Сзади раздался всхлип. А у меня и слез то не было. Зачем они? Сейчас нужно просто спасти этого ребенка. Остальное несущественно.

— Какая чепуха! Придумала тоже. Разве можно такую красавицу закапывать?