Юлия Фирсанова - Начало

— Буду пытаться, — твердо заявила я. — Не думаю, что надо мной поиздеваться захотели, все ту дрянь показывая, значит, постараюсь перекроить путь-дорожку! Но для начала нам надо хорошенько отдохнуть. Пошли-ка спать!

Мы вернулись в притихший дом, почти все уже легли. Наверное, во всех деревнях рано ложатся и рано встают, скот-то надо пасти, кормить, он на часы не смотрит, мычит, блеет и орет дурниной, коль запоздаешь обиходить. Всегда считала — жить в деревне — подвиг, а работать тут — подвиг втройне.

Лишь Дорина еще что-то шебаршила у печки, я пожелала ей доброй ночи и прошла в свою комнату. Полунка сладко посапывала, свернувшись в клубочек под стеганым одеялом, и улыбалась, наверное, снился сын кузнеца. Я тихо разделась и тоже нырнула в кровать, Фаль устроила на подушке. Глаза закрылись сами собой, наползла темнота и теплая дрема. Все тревоги оказались где-то там, далеко, во вчера или завтра, а сейчас я просто спала.

Похоже, гаданье выдало мне весь лимит ярких видений и ужасов, поэтому дрыхла я без задних ног и проснулась от того, что чей-то знакомый голос весело кричал:

— Эй, хозяева, день добрый! Магева Оса у вас на постое?

— Тише, парень, не ори как оглашенный, — никогда бы не подумала, что Торин может шептать так едва слышно и одновременно строго, — спит еще магева, натрудилась вчера. Мало ей лекарской магии, так Полунка моя, дурища, ее гадать вчера упросила.

— Уже не сплю! — откидывая одеяло и вскакивая на ноги, заорала я не хуже Лакса. — Сейчас оденусь и выйду!

Пока я прыгала, натягивая свои шмотки и новенькие сапожки, одеяло у стенки зашевелилось, задергалось, и оттуда выбрался заспанный сильф, расправил чуть помятые с ночи крылышки, вспорхнул, протирая кулачками глаза. Ха, не только я сегодня в засонях хожу!

— С добрым утром, Фаль! — засмеялась я, подставляя приятелю ладонь.

— Радости солнца, Оса! — отозвался сияющий малыш.

Кажется, все тревоги сильфа остались в дне вчерашнем, и его вера в меня всемогущую была настолько велика, что паренька не колебали никакие темные предсказания. Такое доверие нельзя предать по определению! — решила я и послала на фиг все страхи, пусть себе кого другого терзают, я сильнее.

В комнате, где мы вчера обедали, меня уже ждали гигантская бадейка парного молока (топить что ль меня в ней собрались?), свежеиспеченный хлеб (блин, это как же меня надо было уездить вчера, что я от такого запаха не проснулась!?), миска мягкого творога, плошка варенья на меду, яички, кусок сыра и все семейство Торина с Лаксом в придачу.

Олесь вился вокруг вора и выпытывал:

— Чегой-то на тебя наш Разбой не лаял?

— Я с собаками дружбу вожу…, - таинственно улыбался рыжий вор, ни в какую не желая выдавать своих секретов, а завидев меня с ехидной задоринкой, скрытой под толстым, как шоколад в "Натсе", слоем фальшивой почтительности вопросил:

— Никак почтенная магева решила в Больших Кочках еще на денек задержаться?

— Ни в коем разе, труба поет, дорога зовет, — с магевской важностью ответствовала я, плещась у рукомойника и метко брызгая на мордочку весело отфыркивающегося Фаля. — Вот сейчас перекушу и в путь!

— Кого перекусишь? — принимая из рук хозяйки аппетитный ломоть хлеба с пускающим слезу желтым маслом, заинтересованно уточнил Лакс, сбившись с уважительного тона. Ну никакого почтения к моей колдовской персоне!

— Того, кто задает глупые вопросы, в первую очередь, — сурово пригрозила я и задумчиво уточнила: — Или в лягушку превращу!

— А почему именно в лягушку? — опешил вор, видно в этом мире фольклорно-жабья тематика не нашла еще своего отражения.

— А почему бы и нет? — ответила я вопросом на вопрос и, умостившись на лавке, энергично приступила к завтраку.

Поняв, что превращение наглого типа, осмелившегося разбудить магеву и задавать ей дерзкие вопросы, откладывается по крайней мере до окончания трапезы, домашние Торина перевели дух. Лишь Олесь, кажется, был разочарован. Это ж надо какой черствый парень ради своей жажды зрелищ готов первого попавшегося человека жабой сделать. Нет, в мире и так жаб хватает, как натуральных, тех что полезные и слизней едят, так и прячущихся под людской оболочкой, а вот таких я бы сама как слизней… А может и нет, противно руки пачкать.

Наелась я так быстро, что Дорина укоризненно покачала головой и принахмурила брови, наверное, гадая, а не протянет ли ледащая магева ноги едва переступив порог ее дома, чем навлечет на него какое-нибудь проклятие и пересуды всех соседей. Ну что поделаешь, если я статью не вышла и того, что ей, пышной красавице, на один укус для меня уже непомерное обжорство. Вот облопаюсь и если не помру молодой, то на лошадь точно не влезу. Хотя вот Лакс тоже не толстый, а лопает не меньше Фаля, хоть и отнекивался поначалу, что в трактире завтракал. Или тут вообще все такие прожорливые, кроме меня? Ну и ладно, меньше денег буду на прокорм тратить. Экономика должна быть экономной!

Семья Торина, предупрежденная с вечера о моем отъезде, хоть и отзавтракала, а никуда не уходила, сидела и смотрела, как я ем. Я прямо королевой себя почувствовала. Дорина собрала мне еды в дорогу, а увидев, что я еду не одна, насовала с собой еще для Лакса. А когда парень попытался заикнуться об оплате, хлебосольная хозяйка зыркнула на него столь грозно, что вор проглотил язык.

Все-таки хорошего человека, пусть даже и из гномьего рода я вчера повстречала, а что кровь у него смешанная, так какая разница? И семья у него замечательная. Обогрели, приютили, накормили и даже вымыли. Надо бы их отблагодарить!

Я встала, вежливо кивнула хозяевам:

— Спасибо вам за все, Торин, Дорина, Полуника, Олесь! Добрая у вас семьи и дом добрый, не звала бы дорога, с радостью еще погостила. Но мне пора, только хочу на память вам немного поколдовать.

— Дык…, - хозяин сдержано кашлянул, а достойная хозяйка его едва сдержала смешок, покосившись на заробевшего мужа, и вместо него сказала:

— Боится мой муженек, как бы его так же как ввечеру вчера Фоклина-трактирщика не закляли.

— С Фоклином я по справедливости поступила, могла бы конечно по милосердию, но уж больно он жадный ваш трактирщик и настырный, вот и получил честь по чести, что заслужил, — поморщилась я, стараясь говорить одновременно и торжественно и доступно для крестьянских масс. — Теперь как дела пойдут, только он него зависит. Я ему так и сказала. Если жульничать и обирать постояльцев не будет, так сам в выгоде и останется. Вас же я поблагодарить хочу, а не судить. Но навязываться не буду, сами решайте.

— Решай, глава дома, — Дорина ткнула супруга округлым локтем куда-то в район плеча, Торин покраснел до корней волос, получился натуральный цвет обоженного кирпича, и забормотал извинения: