Людмила Лазарева - Наследница Богов

— А мне показалось — ты больше, чем фея, — огорченно заметил он. И тут вдруг до Светки внезапно дошло, какой он наивный и доверчивый — прямо как ребенок! Она улыбнулась и подумала, что он и впрямь недалеко от подросткового возраста ушел. "По-моему, ему не больше, чем Сашке", — решила она.

Совсем недолго оставалось до заката солнца. Свежело. Пахло незнакомыми травами и цветами. Сзади топотала, погрохатывала деревянными колесами на ухабах и взлаивала погоня. Впереди тянулась мрачная полоса леса.

Легкий ветерок пробежал по траве, поглаживая ее, как добрая хозяйка вечером, присев у камина, гладит сытую улыбающуюся и мурлыкающую кошку, взлохматил лепестки полевых цветов и потрепал по загривкам подсохшие за день пригорки, взметнув в воздух и разбросав повсюду пыль.

Хотелось упасть в волнующиеся волны зелени навзничь, раскинув руки и замереть с блаженной улыбкой на устах, устремив глаза к небу, по которому плывут мягкие барашки разбредшихся далеко-далеко друг от друга белых кучевых облаков…

Солнце еще не ушло, но уже, усталое, собиралось заходить за горизонт. А пока словно оглядывалось и добродушно усмехалось: ну как, мол, согрелись за день?

А ночь обещала быть холодной. Тянуло сыростью из темной чащи, и навстречу всадникам наползал из лесу густой сизый туман. Крики, раздававшиеся позади все ближе и ближе, внезапно стихли и замерли в отдалении. Бороман приостановил своего пса, осадив его пятками, и крепко схватил Светку за руку, при этом она едва не свалилась, но страх заставил ее удержаться.

— А вот теперь держись, — хрипло прошептал он, стиснув зубы так, что они хрустнули.

Казалось, леденящий холод исходил от наплывающего тумана. Псы взвыли, завертелись под всадниками, не желая нести их вперед. Бороман пробормотал несколько непонятных слов, бросая под ноги какой-то порошок, спутников окутало теплое облако пара. Стало трудно дышать. Закашлялись Светлана, Бороман и обе собаки, остановившись и вертя головами. Ничего не было видно, а туман, кратковременно отступивший перед заклинанием гнома, снова стал стискивать их в своем леденящем кольце холода. И тут Светка завопила. Громко, не скрывая ярости она проревела в этой бело-серой вате так, что у смой заложило уши:

— Не хочуууу! Прочь!

— И все же я был прав, — прошептал Бороман, когда марево рассеялось, обнажив пустынную дорогу и полоску леса невдалеке. — Ты — больше, чем фея… Ледяной Туман услышал тебя…

Осенью на эту землю часто приходили злые ледяные туманы, обращавшие все, что двигалось на их пути в звенящий лед. Уйти от оков не удавалось никому. Почти никому — кроме них двоих.

— Знаешь, — рассказывал Бороман немного погодя, когда они вошли в лес и приступили к поискам места для ночлега, — есть такая смешная история. Как-то хоббитов поймали на своих землях маги и говорят: "Если каждый из вас за полчаса не скосит нам полгектара травы на корм скоту, то мы вас превратим в полезных в хозяйстве зверей". Ну, один начал косить — за полчаса только несколько десятков взмахов сделал. Превратили его в поросенка. Второй стал косить — четверть гектара сделал — и упал без сил. Стал ездовым псом. А третий вдруг упал на колени, да как взмолится: "Ну, не хочу я зверушкой быть!" "Э, — говорит главный в деревне маг, — а этот не хочет… Отпустите его!" Вот и ты так же: не хочу! И он отпустил! Хе-хе…

Усталые псы едва несли всадников, вывалив языки и тяжело поводя боками. Бороман спрыгнул со своего и пошел рядом, ведя его в поводу. Светлана сделала то же самое.

— Послушай, может, отпустим их, — предложила она, потрепывая пса по холке, отчего тот благодарно щурился и лизал ей руку, идя рядом.

— Да, конечно, — язвительно отозвался гном. — Чтобы спустя малое время за нами пришла вся банда полицейских с ищейками. Он ведь еще умеет искать, если ты не знала. Зайдем поглубже в лес — тогда отпустим. Хотя, погоди-ка… — Он сошел с тропы и углубился в чащу, слышно было, как с хрустом ломались под его ногами ветки. Он появился, победоносно глядя на нее и показывая мелкие и неказистые розовато-желтые цветы. — Цветы забвения. — Бороман резким движением отдернул трепещущий росток от Светланиного лица, едва она наклонилась, чтобы понюхать растение. — Говорят, стоит понюхать его — и забудешь все, что помнил прежде. Не рисковал, не знаю. А вот собакам дам распробовать и отпущу. Жаль, они уже будут непригодны ходить под седлом — разучатся, бедолаги…

В воздухе поплыл резкий остро-кислый запах — то ли распустился незнакомый вечерний цветок, то ли и впрямь росток беспамятства так напомнил о себе. Псы, ткнувшись носами в розовые лепестки, беспорядочно завиляли хвостами и стали играть между собой, высунув языки.

— Кажется, сработало, — проговорила Светка, с удивлением наблюдая, как собаки исчезли в чаще.

— Они выберутся! Что, теперь пора о себе подумать? — спросил Бороман, отбрасывая ненужный росток и тщательно вытирая руку, державшую его, о ствол дерева.

Глава пятая,

в которой случилась охота магрока в Таинственном Лесу

Запах пряных трав пьянил и бодрил одновременно. Порой теплый ветерок доносил до них островатый привкус, напоминающий смесь душистого перца и мяты, а несколько шагов спустя путники окунались в медово-приторные ароматы, наполнявшие головы сладкими мыслями, а тело энергией. Но вот тропинка сворачивала направо или налево — и горькие травы пробуждали аппетит, торопя их поскорее найти удобное место для отдыха и ночлега. Преследования здесь оканчивались. А уж маги в Таинственный лес вовсе никогда не совали носа.

У магов был свой резон не ходить в Лес. У Леса оказалась своя собственная магия, противостоящая их надуманным волшебствам. А плюс на плюс, как известно, дает минус. Стало быть, магия и магия дает невероятный результат, совершенно непредсказуемый, которого маги ожидать никак не могли. К примеру, вызываешь ты на врага бурю, а тебя самого смывает целевым ливневым потоком. Или перемещаешься к дому через многократно используемый, опробованный портал, а оказываешься в дупле разъяренного дерева, полного мелких птичек и больно щиплющихся белочек, связанный ветками по рукам и ногам. Одного из старых магов, рассказывали, нашли растерзанным, со словно изъеденной плотью, огромными кровоточащими ранами. Он лежал на дороге и стонал, глотая пыль. Старик долго мучился и никак не мог умереть — то ли прирожденная гордыня магов не давала уйти из мира, то ли лесная магия продолжала мучить его, уже выпустив из своих цепких объятий. Про него после кончины сказали, будто он был особенно гнусен в своих желаниях: то зашлет голема унести из огров девочку посимпатичнее, поиграется с ней да скормит своим домашним псам, то велит прислуге специальным образом приготовить сердце огрского младенца. Окрестные жители думали, будто Лес таким образом боролся со злом. Подобные события случались не раз, и потому маги эти места обходили стороной.