Пётр Вереницын - Алхимик

— Да, еще четыре медяка передайте Карву, я обещал. И купите еды для меня, хлеба там и мяса.

В комнате разделся и завалился медитировать — я уже слишком долго издевался над организмом, не спал, отравился и долго голодал. Жидкий лекарский бульончик не в счет! Спать было нельзя по известным причинам, ограничусь алхимической чисткой.

Глава 20

Верно выбери направление

Теоретически благодатное, поле ночного города оказалось плотно застроено индейскими национальными жилищами. «Фигвамами», по простому. Алхимический жор натыкался на неприступные бастионы многочисленных бодрствующих сознаний, канаты из соседской зависти и тщательный, многократный пересчет добра, общепринятый среди местных скруджиков.

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги — я совершенно не ожидал встретить такого сопротивления и изрядно растерялся.

Наверное, основным препятствием, было сжатое личное пространство горожан и их бедность, заставлявшая ценить то немногое, что у них было.

Благодушная сытость, возникшая после сытного ужина из хлеба с мясом, запитым местным аналогом кваса не позволила огласить комнату руганью. К тому же, в соседней комнате, спали Лирея, с Карвом. Пацаненок явно ревновал, опасаясь, что я попытаюсь подкатить к его мамке, но острая нужда в деньгах, да моя добротная одежда перевесили детские страхи. Пришлось изображать мирно спящего постояльца, да еще и ждать позднего утра — господа рано не встают.

Курс медной мелочи был разгромным — полтысячи медных монет за золотой, хорошо, что монеты были довольно мелкими. Лирея принесла их в устланной холстом корзинке, законно вычев свои расходы и попросив их подтвердить, перчислив дополнительные затраты.

— Лирея, Вы не могли бы отпустить со мной Карва, я плохо ориентируюсь в городе. Полагаю, еще четыре медных монеты за половину дня его устроят?

— Да, конечно он пойдет с Вами!

— Вас я попрошу купить мне добротную дорожную сумку, примерно вот такого размера, я развел руки. Разумеется это не бесплатная услуга, и кстати, подскажите, сколько будет стоить такая сумка.

— У меня есть знакомый мастер кожаных дел, он делает хорошие сумки, но они стоят недешево, не меньше золотой монеты!

— Я Вам доверяю, и сейчас принесу две — она довольно раскраснелась, надеюсь, вот эти две серебрушки, устроят Вас, как оплата и Вы не откажетесь приобрести мне еще корзинку с едой, в дорогу.

— Да, Ваш знакомый мастер не делает таких круглых фляг? Я бы хотел взять Вашего замечательного кваса, в дорогу.

— Делает, это еще один золотой.

С помощью Карва я добрался до книжной лавки, и, оставив его на улице, пошел на штурм.

— Продавец, где продавец?

Да, у местных, хватает денег на собственную лавку только уже к старости, как он еще на песок не рассыпался? Вкратце, сочиненная мной история повествовала о студенческом друге, с которым мы в свободное время предавались праздным мечтам о путешествиях. Я мол, пожелал преподнести карту окрестных земель, желательно красиво оформленную, как подарок.

Что-то, пожевав сухими губами, книжник принес искомое, с удивительной бережностью, вытащив из берестяного футляра, свиток бумаги, отличного качества и, проверяющее, покосился на мои руки, похоже опасался, что я ее запачкаю.

Карта была неплоха, хотя и без координатной сетки, главное, на ней незаметно нашелся город Готан, правда у самого края, точка отсчета — Корот, рядом — Долон, а также, немного в стороне — Фарон.

За карту ушло целое состояние — целых четыре золотых, но поведение старикана подавало явные знаки, о том, что торг здесь неуместен.

Глава 21

Вернись к истоку

Покачиваясь на «пассажирском месте» телеги, и прикрыв своим корпусом руку, от возможного взгляда возницы, терпеливо отрабатывал проявление зеленоватого цвета кожи. Где можно использовать подобную способность? Без понятия. Зато я оценил убедительный эффект от благородно краснеющих ушей, аристократичной бледности и собирался разработать все пришедшие в голову «цветовые сигналы», вплоть до посинения покойника.

Чувствовал я себя паршиво, хронический недосып раздражал не меньше, чем приближающийся магический голод, но это не повод прекращать магические тренировки, включая мои постоянные упражнения с «плевком кобры».

Спрыгивать с телеги, под предлогом недомогания, я не собирался. Во-первых, внутри телеги я был в какой-то мере «легитимен». Во-вторых, местность была оживленная, и скорее всего, патрулируемая дозорами стражей. Слишком много товара и народа стекалась в Корот, а без присмотра, это были бы слишком притягательные места, для гопников. В-третьих, за проезд в Долон, было уже заплачено.

— Борк, это Вы! — ошарашено откинулся на стуле Мерн.

Комнатенка землемеров не впечатляла, впрочем, как и здание магистрата.

— Дружище, я тоже рад тебя видеть — добил я его.

— Но что Вы здесь делаете?

— Увы, значок Школы мне больше не носить — и дома ждет меня суровое наказание.

— Вот как, Вас исключили, примите мои соболезнования — землемер-лицемер сыграл огорчение. Что, трудно скрыть ликование во взгляде?

— Мерн, я должен поблагодарить Вас за помощь, увы, сейчас у меня нет достойного подарка. Быть может, Вы сочтете эту золотую монету подарком дружбы и будете хранить ее в память обо мне.

Последняя моя золотая монета перекочевала в судорожно сжатую руку чиновника, на глазах которого рушились основы мироздания. Поиметь, с благородного, золотой, за трухлявую одежонку!

— О да, я сохраню ее, на память, конечно. Жаль, мы больше не встретимся.

Ну да, к золотым монетам привыкают быстро, приятель.

— Может еще и встретимся, после моего домашнего ареста.

— Вас накажут домашним арестом? — к Мерну стремительно вернулась негодующая зависть.

— Да, и это такая скука! Почти такая-же, как занятия в Школе!

— Послушайте, Мерн, расскажите, что-нибудь интересное, прошу дружище. Вот я въехал в Корот, во главе каравана рыбы и внезапно, меня потрясло открытие, откуда, летом может взяться лёд? Это просто чудо! Мерн, где Вы берете лёд?

— Вы… Вы не знаете, что лёд привозят с Таквийских гор?

Я же богатый бездельник, чувак, вспомни мою легенду!

— Мерн, не шутите так со мной, лёд не может сохраниться летом. Да и чем горы могут защитить лед от жары? Не насмехайтесь Мерн, я хорошо помню обиды!

Похоже, таких откровений, от просвещенного механикуса, он не ожидал, а стремительный переход к благородным обидам, cподвигнул его к оправданиям: