Вера Камша - К вящей славе человеческой

Клеро расчистил тропу больше чем наполовину, правда, не без потерь. Неподвижное тело темнело на освобожденном участке, а двое раненых ожидали Дени Мясника. Какой-то арбалетчик сторожил баррикаду до последнего. Аркебузиры несколько раз выстрелили по зарослям, и папист замолчал. То ли поднялся к своим, то ли поймал наконец пулю.

Матье Лабри отвернулся от суетящихся носильщиков и попытался рассмотреть, что творится на склоне. Увы, для этого холм был слишком заросшим, к тому же папистов оттеснили к вершине. Ясно было одно, бой и не думал кончаться. Мату с Бустоном будут разочарованы, они не привыкли выпускать добычу, но охотников придется оставить. Ничего, мельницы Господа рано или поздно размелют и это. Еретиков, пусть они трижды сдохнут в собственной постели, ждет ад!

– Странные здесь охотники, господин полковник. – Крапу неумело прижимал к груди перевязанную руку. – И птицы странные. Вы не находите?

– Птицы? – переспросил Лабри. – Не нахожу. Как ваши раны?

– Они унизительны. Мне придется вернуться и отдать долги. Самым трудным будет отыскать наших «друзей».

– Арбалетчика, всадившего в вас болт, вы вряд ли найдете, – заметил Лабри, прикидывая, не пора ли отзывать хотя бы Бустона. – Но хозяина вы отыщете без труда. Судя по всему, нас преследует вельможа из Доньидо. Он вряд ли станет молчать.

– Вы меня утешили. – Щеголь вновь потеснил солдата, но злиться на графа, как прежде, Лабри уже не мог. Он просто пожал плечами и повернулся к завалу. Словно для того, чтоб увидеть валящихся на землю людей и поднявшиеся над кустами дымки.

– Воскресенье Господне! – Крапу, позабыв о ране, погнал лошадь вперед. – Не может быть!

– Стоять! – рявкнул Лабри, посылая гнедого наперерез лезущему под пули болвану. – Жить надоело?!

– Господин Лабри!

– Вы не при дворе! – рявкнул полковник. Он отдал бы полжизни за право первым броситься на проклятых стрелков, но у него был отряд. И у него был приказ. – Отозвать Клеро! – Голос Лабри был холоден и бесцветен. – Аркебузиров на дорогу. Три залпа! Вымести эти кусты и сразу же прочесать. Крапу, вы хотели посчитаться со стрелками? Прошу. В вашем распоряжении тридцать человек. Гийом, бери еще полсотни. Поднимешься до того шиповника и ударишь еретиков с тыла. Видит Господь, они сами выбрали смерть, как до этого выбрали ересь.

Они подменили стрелков Альфорки под самым носом лоассцев, а те ничего не поняли! Стрелки отошли, чтоб вернуться, когда бой откатится вверх, Маноло, на бегу подмигнув Хайме, скрылся в кустах, и тут же перед юношей возник «белолобый» с тесаком. Первый настоящий враг в его жизни!

Солдат в нелепом колпаке шагнул вперед, занося руку, сверкнула чужая сталь. Хайме поднял шпагу, а дальше, дальше все получилось, как на тренировке? – ложный удар, ненужная защита… Сильной частью своего клинка Хайме отбросил чужой в сторону. Правый бок противника был открыт, а теперь – кинжал! Как легко вошло, будто бы и не в тело. Повезло, что лоассец был лишь с тесаком… Вообще повезло!

– Слева! – крикнул беловолосый горец. – Бесноватые!

Высокий человек с белой головой словно нехотя махнул клинком и пропал, его сменил солдат с изуродованным лицом. Почти старик… Первый же выпад ветерана едва не стал для Хайме последним, но юноша как-то увернулся. Они замерли друг против друга среди хрипящей свалки. Злые темные глаза завораживали, подхлестнутое нахлынувшим страхом сердце бешено колотилось. Хаммерианин был страшен и опытен, скольких он уже отправил на тот свет? Скольких еще отправит? Рука Хайме судорожно сжала эфес. Ветеран усмехнулся, показав неровные зубы. Юноша тряхнул волосами, отгоняя навалившуюся слабость, и очертя голову ринулся вперед. Хаммерианин рассмеялся и слегка шевельнул рукой. Раздался отвратительный хруст – горская рогатина вошла «белолобому» меж ребер… Хайме пролетел мимо упавшего врага, запнувшись обо что-то податливое и неживое, выскочил из зарослей и замер, сжимая клинки, не зная, что дальше.

Впереди, очень близко, лежала дорога. Пустая. Таскавшие камни «белолобые» отошли под прикрытие аркебузиров, а те торчали недобеленными столбами. Прицельно бить они не могли – мешали солнце в глаза и густая листва. Хайме завертел головой, соображая, куда бежать. Совсем рядом рухнул хаммерианин, покатился вниз по рыжему склону. Выскочивший следом за юношей Фарабундо поудобней перехватил ставшую красной рогатину, что-то крикнул. Хайме не понял, но бросился к горцу. Сверкнуло, отразясь от клинка, солнце – наперерез мчался здоровенный лоассец. Юноша развернулся навстречу, но солдат пробежал мимо. Хайме обернулся – ниже по склону «белолобые» прижали кого-то к камням. Кажется, Лихану и одного из загонщиков. За спинами нападавших было не разобрать, но бегущего на подмогу лоассца Хайме остановил. «Белолобый» передернул плечами и замахнулся. Левша! Целит в голову! Юноша отпрыгнул, лоассец, уворачиваясь от кинжала, тоже. И налетел на Фарабундо.

Облизнув губы, Хайме глянул вниз. Лихана остался один, но его спину прикрывал камень. Муэнец сделал выпад, Хайме скрипнул зубами и обернулся на топот. Удар, чужая кровь на лице, полный ненависти взгляд и смерть. Тоже чужая.

Юноша перешагнул длинное тело, он опять был один. Слева трое горцев вовсю орудовали рогатинами, справа упал загонщик, а Фарабундо сцепился сразу с двумя. Помочь? Хайме оглянулся на Лихану, в пыли и мелькании спин и рук ничего не было видно, но будь муэнец мертв, «белолобые» бы занялись живыми. Хайме тряхнул головой и бросился на помощь. Сзади кричат? Неважно! А вот и противник. Скрещенные клинки, удар, парирование… Он ответит, он знает, как отвечать! Тяжелая дубина ломает лоассцу руку, и тут же второй конец врезается в суконный лоб.

– Не дури! – рявкает загонщик. – Держимся вместе!.. А теперь – к сеньору!

Паписты не стали отступать, приняв бой в тех самых зарослях, откуда стреляли. Сошли с ума? Может, и так. Господь, решив наказать, лишает разума… Что ж, тем лучше, Гийом и Крапу пожмут друг другу руки на могиле еретиков. Возможно даже помирятся, но Гийому лучше бы поторопиться. Паписты огрызаются как звери, да они звери и есть. Упрямые, злобные, дикие… И это даже хорошо. Резать монахов и паломников – дело не солдат, а палачей, но муэнские охотники развязали слугам Господа руки. Онсийцы пролили кровь, да падет она на их головы!

Лабри опустил трубу, чтобы протереть уставшие глаза, а когда вновь поднял, понял, почему паписты не отступили. Сверху, от рощи, наперерез солдатам Гийома спешил новый отряд. Склон был довольно крут и усыпан валунами, но странные фигуры прыгали по камням, словно горные бараны. Что-то яростно сверкнуло раз, другой, третий… Лабри, не веря уставшим глазам, сунул трубу Роже.