Майкл Муркок - Рыцарь мечей

Отец его вошел в библиотеку в тот момент, когда Гландит-а-Краэ нанизывал книги на копье, как на вертел. Старый принц в полном изумлении смотрел, как этот варвар сжигает его книги. Губы старика шевелились, в глазах застыл вопрос — точнее, вежливое удивление.

Гландит обернулся, с ухмылкой вытащил из-за пояса боевой топор и взмахнул им…

И почти сразу Корум увидел мать. Двое мабденов держали ее за руки и за ноги, а третий ритмично поднимался и опускался над ее обнаженным телом.

Борясь с оковами сна, Корум пытался проникнуть туда, спасти мать, но был бессилен…

Он видел и своих сестер: их постигла судьба матери. И попасть к ним он тоже не смог, как ни стремился: путь был закрыт чем-то невидимым.

Корум все еще пытался пробиться, когда мабдены перерезали девушкам горло, и те умирали в судорогах, словно прирезанные козы.

И тогда он заплакал.

Корум все еще плакал, когда вдруг ощутил рядом чье-то теплое тело. Словно издалека доносился ласковый, утешающий голос.

Его гладили по голове и баюкали, прижав к груди, точно младенца.

Он попытался было высвободиться из объятий той женщины, что баюкала его, но она держала крепко.

И он снова заплакал — на этот раз от облегчения. Тяжкие рыдания сотрясали его тело, а потом он опять уснул. Но теперь сон его был свободен от страшных видений…

Проснувшись, Корум ощутил смутное беспокойство. Он чувствовал, что проспал слишком долго, что ему необходимо поскорее встать и начать действовать. Он приподнялся в постели и снова упал без сил на подушки.

В голове медленно прояснялось. Чувствовал он себя явно значительно лучше. Впервые с тех пор, как он покинул замок Эрорн, он ощущал прилив созидательной энергии, жажду деятельности. Даже тьма, в которую погружена была его душа, казалось, несколько отступила.

Итак, в еду Коруму подсыпали всего лишь снотворное, и это оно, столь благотворно подействовав на него, помогло ему восстановить силы.

Интересно, сколько дней он проспал?

Корум заворочался в постели и снова ощутил рядом с собой — как и тогда во сне — чье-то теплое тело. С той стороны, где был незрячий глаз. Он повернулся: это была Ралина. Она лежала с закрытыми глазами, лицо ее казалось совершенно спокойным и удивительно мирным.

Он вспомнил подробности того ужасного сна. Вспомнил, какой покой обрел в теплых объятиях этой женщины, точно она спасла его ото всех бед и несчастий сразу.

Благодарный, он протянул к ней руку и погладил по спутанным волосам. Он чувствовал к ней почти такую же нежность, как к матери и отцу, как к сестрам…

Но, вспомнив о погибших близких, гладить волосы Ралины он перестал. И мрачно уставился на изуродованную руку. Рана совсем зажила, лишь на конце культи остался светло-розовый кружок молодой кожицы. Корум снова посмотрел на Ралину. Как она могла лечь в постель с таким уродом, с калекой?!

Он так долго смотрел на нее, что она наконец открыла глаза и улыбнулась.

И Корум сразу же рассердился: ему показалось, что в этой улыбке сквозит скрытая жалость. Он начал было поспешно выбираться из постели, но Ралина, положив ему руку на плечо, остановила его.

— Останься со мной, Корум. Ведь теперь и мне нужно твое сочувствие.

Он помедлил, подозрительно на нее глядя.

— Пожалуйста, Корум! Поверь: я люблю тебя.

Он так и застыл. Любовь? Между вадагом и мабденом? Что же это за любовь? Он покачал головой.

— Это невозможно! Ничего не получится…

— Не будет детей — это я знаю. Но любовь — это не только дети…

— Я не понимаю тебя…

— Прости. Я оказалась чересчур эгоистичной. Я воспользовалась твоей слабостью, — она села в кровати. — С тех пор, как на том корабле уплыл мой муж, я никогда и ни с кем не делила ложе. Я не…

Корум задумчиво смотрел на нее. Красота ее обнаженного тела не могла оставить его равнодушным, однако подобные отношения между ними были просто недопустимы! Он не должен, не имеет права… Это же просто неестественно, наконец!..

Он наклонился и поцеловал Ралину в грудь. Она прижала его голову к себе. И они вновь поплыли на огромной постели, как на корабле, по морю любви, постигая друг друга, проникая друг другу в душу так глубоко, как то позволяет одна лишь любовь.

Прошло несколько часов, и только тогда Ралина наконец заговорила:

— Корум, ты последний в своем племени. Я же никогда не увижу свою родину — со мной останутся лишь верные мне обитатели замка. Но здесь у нас царят мир и покой, которые вряд ли что-то способно нарушить. Может быть, ты останешься со мной?… Хотя бы еще на несколько месяцев?..

— Нет. Я ведь поклялся отомстить за убийство своих близких и гибель всех остальных вадагов, — напомнил он, нежно ее целуя.

— Но эта клятва противна твоей природе! Ты из тех, кто умеет только любить, ненавидеть же совсем не умеет. Я в этом уверена.

— Что ж, пока я ничем не могу опровергнуть эти слова, — сказал Корум, — но знаю: жизнь моя лишится смысла, если я не уничтожу Гландита-а-Краэ. И желание мое порождено отнюдь не одной ненавистью. Скорее ощущением, что страшный недуг с поразительной быстротой распространяется по этим густым лесам. И, естественно, хочется поскорее вырубить больные деревья, чтобы остальные могли вырасти здоровыми и стройными. Примерно таково мое отношение к этому Гландиту. Он сделал убийство своей привычкой и теперь, перебив всех вадагов, начнет истреблять какой-нибудь другой народ. А если иных племен больше не останется, он будет убивать тех несчастных мабденов-земледельцев, что обитают в окраинных деревнях той территории, на которой правит король Лир-а-Брод. Судьба призвала меня выполнить этот долг, и я непременно должен довести начатое дело до конца, ибо оно мне кажется в высшей степени справедливым.

— Но зачем уезжать отсюда так поспешно? Ведь вскоре — чуть раньше или чуть позже — мы так или иначе получим известия о том, где сейчас Гландит-а-Краэ. Тогда и стоит немедля отправиться в путь, чтобы с уверенностью осуществить задуманную месть.

Корум закусил губу.

— Возможно, ты и права…

— А кроме того, ты должен как-то привыкнуть обходиться без руки и глаза, — продолжала Ралина. — Для этого нужно время, Корум.

— Разумеется, но…

— Ну так останься здесь, со мной, хоть ненадолго!

— Хорошо. Я согласен. Обещаю, что, по крайней мере, несколько дней никаких решений принимать не стану.

И Корум, не принимая никаких решений, прожил в замке Ралины еще целый месяц. После всех пережитых ужасов и страданий ему действительно требовалось время, чтобы залечить раны и восстановить душевное равновесие. Это оказалось непросто: увечья постоянно напоминали ему о былом; он то пытался сделать что-то отрубленной рукой, то — посмотреть незрячим глазом. И постоянно видел собственное лицо в зеркале…