Андрей Аливердиев - У Лукоморья

— Забился, значит, мужик в угол, ждет суда.

Вызывают его на суд. Судья просит его рассказать свою историю. И мужик начал рассказывать:

— Прихожу я домой. Дома жена ни с того ни с сего набрасывается. Тычет каким-то письмом. Говорит, чтобы убирался. Выхожу на улицу. Там меня мент, то есть, милиционер спрашивает, что случилось. Просит показать письмо. Показал я ему письмо. Он прочитал и тоже набросился на меня, избил. Потом в отделении тоже избили. Уголовники тоже избили, опустили.

— Ну что, — говорит судья, — Показывай письмо. Это вещественное доказательство.

— А может не надо?

— Да ладно. Хуже ведь не будет. Мы ведь суд. Разберемся.

Прочитал судья письмо. Показал прокурору, потом адвокату, заседателем.

Прокурор:

— Разговоров нет, требую высшую меру.

Адвокат:

— Ничего не могу сказать в оправдание.

Судья, посовещавшись с заседателями:

— Выносим смертный приговор. Здесь другого мнения быть не может.

Расстреляли, значит, мужика, и попадает он в рай к Богу. И спрашивает его Бог:

— Как же это ты такой молодой, вроде не очень грешный, попал под расстрел?

— Да вот, говорит мужик, — и снова рассказывает свою историю, Прихожу я домой. Дома жена ни с того ни с сего набрасывается. Тычет каким-то письмом. Говорит, чтобы убирался. Выхожу на улицу. Там меня милиционер спрашивает, что случилось. Просит показать письмо. Показал я ему письмо. Он прочитал и тоже набросился на меня, избил. Потом в отделении тоже избили. Уголовники тоже избили, опустили. В суде вынесли смертный приговор, и вот я здесь.

— Ну что, — говорит Бог, — Показывай письмо. Разберемся, за что тебе такие страдания.

— А может не надо?

— Да ладно. Хуже ведь не будет. Я ведь Бог. А ведь сказано в Писании, что Бог есть Любовь.

Прочитал Бог письмо.

— Ну что, — говорит, — В Ад! Тут другого мнения быть не может.

Отправили мужика в Ад. Там черти спрашивают. Как же это ты попал сюда. И мужик начал рассказывать.

Тут Васю перебила совершенно незнакомая девушка. Как я уже говорил, вся маршрутка сидела молча и слушала анекдот. Ну, так вот, совершенно незнакомая девушка, вдруг, говорит:

— Пожалуйста, не надо рассказывать все сначала, мне уже выходить, а очень дослушать хочется.

— А вы можете присоединиться к нам, — раздался голос пьяного Коли.

Девушка была симпатичная, и Колю можно было понять. Тем более все мы были под основательным градусом. Девушка, естественно, стала сумбурно возражать, что дескать так не получается. И, наконец, попросила остановить. И тут случилось чудо. Водитель, остановив маршрутку, сказал, что подождет, пока анекдот не кончится. Девушка и правда была симпатичная. И Вася продолжил:

— Значит, прочитали черти письмо. И отправили его в самый горячий котел.

И тут мужик подумал:

— Дай и я прочитаю это письмо. За что я так натерпелся.

Раскрыл письмо, а там буквы поплыли, и не разобрать уже ничего.

— Это все, — сказал Вася, когда воцарившаяся в маршрутке пауза затянулась.

Реакцию на анекдот можно не передавать. Водитель даже не хотел брать с нас денег. Но к сожалению, это оказался единственный веселый момент за последующие несколько часов. Ибо, как только мы переступили порог, вместо оваций нас встретил тяжелый взгляд наших женщин.

Как я уже говорил, когда мы вернулись, Таня и Аленка были уже вне себя. И оставшиеся до Нового года часы проходили под этим, так сказать лейтмотивом. После же того, как часы пробили полночь, и Новый год был по местной традиции послан, куда обычно посылают, все вдруг решили, что им уже хватить, и стали самым наглым образом халтурить, и, что самое главное, сидеть тихо и зло смотреть по сторонам. Исключение составлял Вася, который в противовес всем держался слишком шумно. Видимо успех рассказчика так вскружил ему голову, что он пытался влезть буквально во все дырки.

Через два часа такого веселья стало ясно, что нужно что-то делать. Вот только что, не знал никто. Нет, Вася все время встревал со своими предложениями, но остальным явно не хватало его кондиции. Не знаю, как бы это продолжалось дальше, если бы прозвеневший звонок не возвестил, что кто-то решил-таки поздравить нас с новым годом, что сами мы, грешным делом никому сделать не догадались.

Я поднял трубку. Голос на другом конце запел:

No more champagneAnd the fireworks are throughHere we are, me and youFeeling lost and feeling blueIt's the end of the partyAnd the morning seems so greySo unlike yesterdayNow's the time for us to say…

Видимо пение в телефонную трубку оказалось заразительным. Но, к счастью, в данном случае это не было прискорбно. Что кстати составляло редкое исключение, ибо в большинстве случаев, к которым, к сожалению, можно отнести и мой, лучшим советом является следующее правило: «Если не можешь не петь — не пой». Или не пей. Кому что ближе.

Happy new yearHappy new year

— продолжал петь голос на той стороне трубки,

May we all have a vision now and thenOf a world where every neighbour is a friendHappy new yearHappy new yearMay we all have our hopes, our will to tryIf we don't we might as well lay down and dieYou and I

Где-то на заднем плане звучала музыка. Пела же она просто восхитительно. Почти как ее однофамилица из АББы. В общем, все было так замечательно, что я, грешным делом, даже включил громкоговорящую связь.[17]

Sometimes I seeHow the brave new world arrivesAnd I see how it thrivesIn the ashes of our livesOh yes, man is a foolAnd he thinks he'll be okayDragging on, feet of clayNever knowing he's astrayKeeps on going anyway…

Я был не очень согласен с такой постановкой вопроса, но все же был еще не настолько пьян, чтобы занудствовать и перебивать столь замечательное пение. Вместо этого я решил испортить его другим образом. А именно, я начал подпевать.[18]

Happy new yearHappy new yearMay we all have a vision now and thenOf a world where every neighbour is a friendHappy new yearHappy new yearMay we all have our hopes, our will to tryIf we don't we might as well lay down and dieYou and I

Припев закончился, и у меня не хватило духу подпевать дальше, тем более, что опрометчиво включенный мною телефон заставил притихнуть и всех наших гостей.

Seems to me nowThat the dreams we had beforeAre all dead, nothing moreThan confetti on the floorIt's the end of a decadeIn another ten years timeWho can say what we'll findWhat lies waiting down the lineIn the end of eighty-nine…

Eighty-nine. Восемьдесят девятый. Студенческие годы. Как давно и как недавно это все было. Я чуть не прослезился от нахлынувших ностальгических воспоминаний. Между тем песня продолжалась.