Ольга Хрипина-Головня - Колыбельная для эльфа

— Смешно, — кратко резюмировал дьеши и захохотал, некрасиво кривя рот и обнажая крупные, желтые зубы. А отсмеявшись, махнул рукой.

— В общем-то, я думал мимо проехать, но раз ты сразу за оружие хватаешься…

Хочешь подраться со мной, малютка? Только скажи — я драчливых страсть как люблю.

— А я — нет, — зловеще отозвался Вихрь, наклоняя голову и выставляя вперед рог.

— В какой части тела ты предпочитаешь дырку? — осведомился единорог таким тоном, что даже Суне стало не по себе. — Ты скажи, я еще и копытом добавлю куда надо.

Видимо, чтобы дьеши долго не раздумывал, Вихрь ощерился и низко, хрипло рявкнул.

Дьеши перевел взгляд с единорога на Суну и обратно.

— Понял, — коротко ответил он. Кивнул девушке и тронул бока коня пятками. Следом потянулись оставшиеся двое.

Амарисуна перевела дух и покосилась на злорадно ухмыляющегося единорога.

— А ты правда бы его проткнул? — недоверчиво поинтересовалась она.

Вихрь изогнулся и почесал рогом бок.

— Думаю да — но вот я так и не решил, куда. Где ребра — так вдруг рог застрянет? В грудь — а вдруг не проткнул бы?.. Пришлось бы добивать копытами.

— Не знаю, как там копыта против мечей, — протянула Амарисуна, делая вид, что задумалась. Вихрь мотнул головой.

— Да уж лучше копытами, чем оружие в твоей руке. И чего ты за него схватилась? Дьеши задираться часто любят, но это не значит, что они тут же хотят покромсать тебя на ужин или затащить в кусты. Вот если делать умное лицо и грубить — тогда да, непременно. Они отменные мечники, а ты меч в руках держать хоть умеешь?

— Я Целитель, — раздраженно ответила девушка.

— Ну и что?

Суна прислонилась к боку Вихря — ноги немного дрожали.

— Понимаешь, мой вредный единорог, есть Целители внешние и внутренние. Внешние берут свою силу извне, то есть от природных жизненных сил. Животные, деревья, трава, земля. Целители умеют просить их делиться своей силой. Но и их собственная сила не слишком велика.

— А ты, значит, вроде как другого сорта? — полюбопытствовал единорог, дернув ухом, на которое присел зазевавшийся жук. Жук обиженно загудел и полетел прочь.

— А я — внутренний Целитель. Нас очень мало. Мы берем силу из самих себя, хотя, по необходимости, можем попробовать извне. И наша сила зависит только от наших способностей и жизненной энергии.

— Например? — по-настоящему заинтересовался единорог. Амарисуна потянулась.

— Например, если бы сейчас дьеши воткнул тееб нож в сердце, я могла бы попробовать вернуть тебя к жизни, но это не значит, что я осталась жива бы сама, отдав тебе столько своих сил, понимаешь? Тут важно оказаться в этот момент рядом.

— Так, но мы начали разговор с меча, — запутался Вихрь.

— А вот тут я тебе не смогу объяснить почему, но пролитая внутренним Целителем кровь уменьшает его силы. И если бы, предположим, — тут Суна запнулась, — я была бы воином Клана и постоянно принимала бы участие в стычках — не убивая, разумеется, но все равно, причиняя боль, — то в какой-то момент мои способности пошли бы на убыль, и уже не восстанавливались. Я потеряла бы свой дар. Говорят, это связано с тем, что сила внутреннего Целителя проистекает от его способности чувствовать окружающий мир и себя. Если ты совершаешь насилие, то ты как бы забираешь его в себя, вместе со злом того, кому боль причинили. И это размывает твои силы.

— ЧуднО звучит, — мотнул Вихрь головой. — Давай, садись. Если ты настаиваешь, чтобы я ехал медленнее, то в Мэль мы попадем уже затемно.

— Суна вздохнула и залезла в седло.

В Мэль эльфийка и единорог въехали уже поздно вечером, когда заметно похолодало, а на улицах осталось совсем мало народу. Стражи у главных ворот пропустили Суну без расспросов, но она услышала, как один сказал другому, смеясь: " Смотри-ка, остроухая приехала, да еще и единорога оседлала. Небось, скучно стало в своих землях, приехала посмотреть, как тут без их покровительства живут".

Девушка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Презрительно-пренебрежительный тон совсем не вязался с рассказами о войне Предэпохи, с тиа и нежными красками земли Андагриэль. Девушка помнила, как Ларна, тихим, полным силы голосом рассказывала проникающие в самое сердце легенды. О войне, о доблести, о долге. О героях, что шли без страха навстречу самой тьме. Амарисуна закрывала глаза и представляла, как изумленно, восхищенно шепчутся люди и сельты, как гордо шагают вперед эльфы, как сверкает на солнце смертоносное оружие. Воины виделись ей покровом, что закрыл землю от бед и страданий, эльфы прошлого казались прекрасным воспоминанием, что должно наполнять каждого надеждой, благодарностью и гордостью.

Так почему же ее встретили так? Ни отголоска, ни отзвука прежних времен… но разве их жертва не заслуживает хотя бы почтительной благодарности?

В сумерках, разгоняемых неяркими, чадящими факелами, висевшими на стенах, Мэль показался Суне насупленным и уставшим. Двух-трех этажные домики были выстроены добротно, но взгляд эльфики — скучно. Ни резных ставен, ни аккуратных фигур на коньках крыши, ни венка из свежих листьев на крыльце, ни радующих взгляд цветов на двери.

Возле некоторых домов сельты собирались группами — женщины и мужчины постарше — степенно беседовали, девушки строили глазки юношам, но при виде эльфийки и единорога, все, как правило, замолкали и провожали путников взглядом.

Амарисуна заметила, что на улицах совсем нет детей — видимо, в этот час им полагалось находиться дома.

Прямые улицы города лучами сходились к центру, и где-то там и должна была быть школа Стражей. После приятных сердцу, привычных улиц Андагриэль — петляющих так, как им вздумается, и порой обрывающихся у милого свежего погребального помоста или в лесу — лаконичность и четкая структурированность Мэля были непривычны. С другой стороны, посторонний, впервые попавший в Андагриэль, рисковал блуждать в поисках нужного дома дотемна. Некоторые дороги, казалось, ведущие прямиком к Дому тиа, легко могли сделать зигзаг и упереться в берег реки, а то и вовсе брызнуть в разные стороны тропинками.

— Какая милая кобылка! — донеслось басовито от дома, мимо которого проезжала Амарисуна. Судя по веселым голосам, доносящимся изнутри, обилию света, а так же не очень сфокусированному взгляду говорившего, бессильно сидевшего на крыльце, это была корчева.

— Интересно, это он тебе или мне сказал? — полюбопытствовал Вихрь.

— Я очень похожа на кобылу? — оскорбилась эльфийка.

— А я? — парировал единорог.

Сзади послышался цокот подкованных копыт и громкий оклик. Вихрь остановился и с Амарисуной поравнялся высокий широкоплечий мужчина, одетый в форму Стража. Его лошадь — черная как ночь — недоверчиво скосилась на Вихря и недовольно фыркнула. Единорог приподнял морду вверх и беззвучно оскалился. Лошадь шагнула назад, как-то быстро погрустнела и постаралась слиться с надвигающейся темнотой.