Илья Яковлев - Черный снег

Борис аж поперхнулся от неожиданности. Майор сказал всё это так обыденно и таким деловитым тоном, что сразу становилось ясно: не шутит. Отрежут и подарят на день ангела. И не только уши, но и все остальные, сильно выступающие части тела. Такие шуток и гипербол не понимают. В этот момент окошечко в воротах опять приоткрылось и тот же голос прокричал:

– Капитан примет майора Златокольцева! Но только его одного и без оружия.

Борис вопросительно взглянул на "спеца", тот яростно зашипел:

– Пусть и не мечтают! Без оружия – хрен с ним, но одного!.. Дулю с маком! С вами пойдут двое моих бойцов. Могут – тоже без оружия, но обязательно.

Борис пожал плечами и передал "стражу врат" их поправки. Тот на некоторое время умолк, видимо совещаясь по телефону со старшими и, наконец, крикнул в ответ:

– Капитан согласен! Но эти двое останутся во дворе, в здание не войдут.

Борис снова кинул взгляд на майора, тот согласно кивнул:

– По сердцу. Пусть во дворе. Сейчас назначу, кто с вами пойдёт.

Он бросил несколько слов по рации и через несколько мгновений рядом с ними выросли двое "спецов", внешним видом больше смахивающих на два платяных шкафа, чем на простых смертных. Майор пожелал им всем "ни пуха", был послан Борисом к чёрту и вся троица неспешно протопала к воротам. В воротах, кроме окошечка, была врезана ещё и дверь, которая и распахнулась перед ними. За дверью оказалось целых пятеро "Отвагиных" бойцов, которые обшмонали Бориса и его сопровождающих на предмет оружия, причём сделали это крайне неумело и поверхностно. Борис невольно подумал, что если бы захотел, то пронёс бы не только тривиальный "Макаров", но и пулемёт "Максим" с парой запасных лент на теле крест-накрест, как у матроса с "Авроры". Что и говорить, "Капитан Отвага" всегда больше заботился об внешнем виде своих бойцов, вот и теперь выглядевших, как идиотская пародия на тему "морских котиков" (даже морды зачем-то намазаны маскировочным карандашом, дебилы ряженые, мать их! Ведь в городе, а не в тропическом лесу!), чем об их профессиональной подготовке. "Спецовские" головорезы остались у ворот под присмотром четверых "рейнджеров", а пятый "крутой Уохер – правосудие по N-ски" повёл Бориса в "ставку Верховного и Отважного", то есть, попросту говоря, в штаб отряда.

У дверей штаба Борис слегка обалдел то ли от неожиданности, то ли от "Отвагиной" дурости. А, может быть, и от того и другого вместе. На доске приказов щупленький боец, по комплекции видать: из штабных, али писарь, али кадровик, деловито пришпандоривал… Что бы вы думали? Правильно! То самое кретиническое наследие Имперских Вооружённых Сил, носящее гордое прозвище Боевого Листка.

"Бог ты мой! Они же совсем инвалиды умственного труда! – с невольной жалостью подумал он, – Стрелять в таких – великий грех! Это ж как стрелять в грудное невинное дитя до крещения!" Он плечом отстранил щуплого "рейнджера", любовавшегося пришпиленным творением чьего то больного разума (задумка – явно "Отваги", или, что тоже не исключено, его зам по работе с личным составом, в имперские времена именовавшегося замполитом. У этого, до сих пор многочисленного, племени и вовсе мозги набекрень) и проследовал внутрь штабного здания.

Немного задержавшись около дежурной части (ритуал, блин!) и подождав, когда его сопровождающий перекинется парой стандартных фраз с дежурным сержантом, Борис был передан с рук на руки другому бойцу, поведшему его далее по коридору. Вместе они подошли к обитой дерьмантином командирской двери, сопровождающий слегка приоткрыл её и просунул в образовавшуюся небольшую щель свою бритую голову. Борис невольно вспомнил, как в Конторе хохмили на тему, что "Отвага" набирает своих бойцов по принципу: чтобы голова была размером с нормальный человеческий кулак, а кулак, в свою очередь – с нормальную человеческую голову и мысленно согласился с правотой этих баек. В такую узкую щель его голова ни за что бы не пролезла. Между бойцом и сидящими (или сидящим) в кабинете произошёл краткий диалог, боец отступил в сторону, уступая дорогу, и Борис наконец вступил пред ясны очи командира городского спецназа, по поводу которого у Бориса уже сложилось чёткое убеждение, что тому не городским ОМОНом бы командовать, зарывает Кравец свой талант в землю. Безо всяких усилий он мог бы стать директором цирка или, на худой конец, зоопарка.

Кравец был в кабинете один. Он сидел за своим столом и гонял чаи. Берет его, так же, как и бронежилет, покоились перед ним на столе. Он небрежно кивнул Борису: привет, мол, присаживайся и с шумом втянул в себя очередной глоток чая, консистенцией более напоминавшего зоновский чифир. Борис присел на краешек стоявшего в кабинете дивана варварской расцветки, и произнёс:

– Здорово, капитан. Чай пьём?

– Пьём. Здорово, капитан, – сказал прямо в гранёный стакан Кравец.

– Обижаешь, капитан! – усмехнулся Борис.

– Как? Уже майор? Ннда… А годы летят…

– "Наши годы, как птицы, летят. И некогда нам оглянуться назад", – закончил за него Борис.

– Певец… Чего забыл в наших краях? – буркнул "Отвага".

– Да вроде, ничего… Пообщаться вот пришёл.

– Да не один, а с друзьями, – язвительно, как показалось Борису, произнёс Кравец, мотнув головой куда-то в сторону, обозначив таким образом засевших в округе "спецов".

Борис разозлился. В чём этот баран его упрекает?!

– Слушай, капитан! Мы с тобой не друзья, а просто знакомые. А жаль, что мы вообще знакомы. Потому что именно об этом нашем знакомстве знает моё руководство. И именно в связи с этим оно припахало меня поехать сюда вместе с "соседским" спецназом в качестве парламентёра. Сам бы я – ни за какие коврижки! Вы мне нужны, как корове – седло. Посему можешь оставить тон, которым говорят с друзьями, которые тебя предали.

– Не кипятись, – примирительно сказал "Отвага", – Пришёл парламентёрствовать – парламентёрствуй. Чего хочет твоё начальство? Впрочем, он махнул рукой, – Можешь не говорить. Сам знаю. Чтобы я прекратил безобразничать и признал новую власть.

– Ну, и? Ты сам за меня уже всё сказал. И абсолютно верно.

Кравец с шумом выдохнул и поставил стакан на стол перед собой. Упёрся обоими руками о крышку стола, как будто бы собираясь встать, напрягся и чётко, разделяя слова сказал, как припечатал:

– Ни на какие сделки с новой властью я не пойду! Это – хунта.

Борис свёл зрачки к переносице:

– Хосподи, словей-то каких нахватался! По радио, что ли? Аль, по ящику? "Сделки", "хунта"! А себя ты что, вообразил Сальвадором Альенде? Решил погибнуть за идеалы демократии?

– Какая еще – "Омальенда"? – недоумённо вскинул брови Кравец.

– Культура и эрудиция – на уровне! – саркастически сказал Борис, Сальвадор Альенде – президент Чилийской республики, социалист. Был убит во время переворота 73-его года, произведённого чилийской армией во главе с генералом Пином, именуемым потом Пиночетом. Последними его словами было: "Да здравствует Республика!" Помер, согласно легенде, обвязавшись государственным флагом.