Андрей Егоров - Вейгард

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ней говорится о бесконечной глупости, новом круге Нижних Пределов, а также о том, что порой даже некоторые естественные отправления организма могут обладать магической силой

– Ой-йо-о-о-о-о-о-о!

Я резко оборвал крик, потому что мне показалось, будто падение замедлилось. Что за странная мысль?! Этого просто не может быть! И тем не менее свист в ушах затих, сопротивление воздуха уменьшилось, а дно пропасти больше не неслось на меня с пугающей неотвратимостью.

Я всегда придерживался мнения, что магия способна вызывать сильнейшие эмоции даже в самых сдержанных людях. Когда ты уже находишься на краю гибели и вся жизнь проносится у тебя перед глазами, вдруг – бац – выясняется, что сотворивший заклятие вовсе не собирался отправлять тебя на тот свет, а просто послал куда подальше.

Стоит ли говорить, что я необычайно воодушевился. «Ну надо же, какая удача, кажется, и сегодня я тоже не умру!» Воскрешение из мертвых кого угодно приведет в отличное расположение духа. Я не стал исключением из правил и даже засмеялся от счастья.

Как выяснилось, радость моя была преждевременной. Падение завершилось так же, как многие рабочие дни мойщиков окон в Мэндоме: я врезался в дно пропасти, твердое, как доска железного дерева. Воздух выбило из легких, боль пронзила тело, я прохрипел проклятие всем колдунам на свете и затих без движения. Если бы я упал не в песок, а на камни, можно было бы уже заказывать и примерять саван. А так ничего – просто потомственный принц дома Вейньет просвистел в раскаленном воздухе и впечатался в почву. Вжи-ы-ы-ык! Буме! Будьте вы все прокляты!

«Не удивлюсь, если я стал плоским, как раскатанное тесто. Плоским людям, наверное, нелегко жить в мире, где все вокруг круглобокие и объемные, – подумал я. – Черт, это еще что за дикая мысль?! Кажется, я схожу с ума… и умираю…»

Несмотря на мрачные мысли, жизнь продолжала теплиться в моем изможденном долгой неволей, ушибленном организме. Я предположил, что, если попробую пошевелиться, что-нибудь жизненно значимое у меня обязательно окажется сломанным.

«Ну нет, лучше уж я буду лежать здесь целую вечность, пока от меня не останется выгнувшийся в последней агонии скелет. И тогда я тоже не стану шевелиться. Скелеты должны лежать спокойно, размышлять о вечности, вспоминать прожитую жизнь. Еще одна дикая мысль… Что-то в последнее время всякие глупости так и лезут в голову. Похоже, я себе… мозг отбил!»

Полежав некоторое время, я почувствовал, что жить все же чертовски хочется, даже с отбитым мозгом, а значит, пора уже что-нибудь предпринимать для своего спасения.

Я встал на четвереньки и затряс головой. Меня немедленно вырвало непрожеванными кусками хлеба – я глотал его слишком жадно, чтобы он смог перевариться в моем отвыкшем от нормальной еды желудке. В свое оправдание могу сообщить, что такого вкусного хлеба я не пробовал целую вечность. А организму принцев крови просто необходимо время от времени переваривать что-нибудь мучное, а иногда и пенное с хмелевой горечью, иначе у них портится характер и развивается нервное расстройство.

Рвота принесла мне облегчение, зрение прояснилось, и я смог осмотреться. Судя по всему, проклятый карлик послал меня в… какое-то иное измерение.

Кажется, демоны-тюремщики, общаясь между собой, называли измерения Нижних Пределов кругами. Так и буду их называть.

От Внешнего мира и места, где меня держали в заключении, новый круг отличался разительно. Непривычно яркий свет почти лишил меня возможности видеть – каждая песчинка светилась огнем, отражая невидимые лучи. Потом глаз мой немного привык к нестерпимому сиянию, и я смог различить высокие потолки (можно подумать, я не свалился сверху, а отлепился от неровного, местами выщербленного, землистого купола или даже пролетел сквозь него), коричнево-черные стены и вязкий песок, напоминающий снег высоко в горах. В отличие от холодного снега песок был горячим и даже жгучим. Я отнял ладонь от его сияющей белизны и потряс пальцами – Пределы побери, да он просто обжигал! Если бы я лежал в нем и дальше, то уже очень скоро пропекся бы до хрустящей корочки на радость какому-нибудь местному людоеду – любителю прожаренных бифштексов на кости.

Вспомни врагов рода человеческого – и они тут как тут. Неподалеку кто-то зашевелился. Забыв о боли в «жизненно значимых частях ушибленного организма», я отпрыгнул далеко назад. Неведомое существо издало протяжный стон, и я, к своему удивлению, узнал в нем вовсе не людоеда-убийцу, а виновника моего недавнего падения в пропасть. Горбун находился от меня в каких-нибудь двадцати шагах.

– Ах как славно! – вскричал я и кинулся к карлику, намереваясь хорошенько его отлупить, чтобы впредь неповадно было посылать принцев крови куда подальше.

Но, подбежав ближе, я замедлил шаг, а затем и вовсе остановился в нерешительности, не зная, как мне поступить: вид у карлика был настолько жалкий, что я, признаться, потерял всякое желание его бить…

Думаю, вы тоже не раз оказывались в подобной ситуации. Вот вы уже связали жертву и точите над ней острый нож, насвистывая веселый мотив, и вдруг что-то происходит – связанный по рукам и ногам субъект кажется вам самым несчастным существом на свете, и тронуть его хотя бы пальцем вам представляется по меньшей мере преступлением. И тогда вы проклинаете свое добросердечие, развязываете пленника и отпускаете его на все четыре стороны.

Что же делает затем ваша жертва? Она преследует вас, старается причинить вам вред и вообще всячески портит вашу жизнь. Вспомнить хотя бы разбойников в Гадсмите, которых я по доброте душевной отпустил на все четыре стороны. Растворившись в преступной среде, они рассказали всем о широте моей благородной души, и несметное число кровожадных негодяев явились теснить меня с моих территорий. Даже моя зловещая репутация их не остановила. Все они утвердились в мысли, что я – человек добрый и, следовательно, слабохарактерный. Переубедить их я уже не успел – слишком малочисленной была моя шайка и слишком серьезной опасность, что не сегодня-завтра нас схватит королевская стража.

Что и говорить, милосердие – вредное чувство для личности, желающей добиться в жизни успеха. А между тем со мной приступ добросердечия случался уже не в первый раз. Такое бывало и прежде. Я отчаянно боролся с любыми его проявлениями и полагал, что давно избавился от этой постыдной черты характера. Новое проявление добросердечия расстроило меня до глубины души. Казалось бы, я должен был ожесточиться в Нижних Пределах – окаменеть сердцем, но вот вам пожалуйста – не чувствую в себе сил даже просто поколотить пославшего меня в… иное измерение карлика.