Мария Захарова - Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Новеньких встречали и вводили в храм те девушки, что на данном круге готовились воплотиться в Даровавших жизнь. Тем самым, они обозначали преемственность, показывая, что первая из рода отдает свое место пришедшей. Рамина, как предназначенная Земле, должна была ввести в новую жизнь представительницу рода Оседлых.

Лишь поздно ночью Кимала поняла, отчего побледнела подруга, подойдя к воротам. Почему непролитые слезы заблестели на ее глазах, и затряслись руки.

Тимгар привел свою сестру в храм Даровавшим жизнь.

Руки женщины замерли, лишившись лозы, а рассредоточенный доселе взгляд сфокусировался на огне.

Это было одно из самых болезненных воспоминаний. Именно оно приносило больше всего горя ее истерзанному сердцу и разрывало душу на части. Изо дня в день заставляло винить себя в том, что произошло потом - много позже.

Рамина просила только об одном - оставить незапертой дверь. Все, что она хотела, это в последний раз, одним глазком взглянуть на парня, который запал ей в сердце. И Кимала согласилась.

Вечером, когда будущие прислужницы провожали выбранных в сосуды сестер к покоям воззвания, Кимала оставила дверь в комнату своей кровницы открытой. А наутро, помогая подруге облачиться в ритуальные одежды, девушка заметила алое пятно на рубашке Рамины.

В то лето Алэамы в последний раз явили себя людям. Они предстали пред Хранящими чистоту во всем своем величии и гневе.

День воззвания стал днем крушения надежд.

Ярость стихий была всепоглощающей. Впервые они показали свой настоящий лик служительницам. Лик, выходящий за привычные образы воплотившихся сестер.

Храм Даровавших жизнь был разрушен Землей до основания. Он просто пал, подвластный ее желанию. Исчез в одно мгновение, став грудой камней. Садик у алтаря поглотили колючие травы, задушив с любовью взращенные цветы. Сам алтарь расплавился в жарком пламени, когда Огонь появилась из зажженных на нем праздничных свечей.

Она сама и пьедестал с подношениями превратились в ревущий костер. Всего лишь на миг, но его оказалось достаточно, чтобы каменная плита перестала существовать.

Живая изгородь плотно стоящих деревьев, оберегавших храм и внутренний двор, была вырвана с корнем разгневанным Ветром. Алэамаобратилась в бушующий вихрь, который пронесся по округе и превратил в щепки каждый ствол и всякую ветку.

Только Вода не приняла участия в буйстве, хотя, как позднеерассказывали Морские кочевники, шторм, вздыбливающий морские волны в тот день, выбрасывал на сушу давно затонувшие рыболовецкие лодки и необъятных размеров валуны.

Оставив после себя руины и пепелища, Даровавшие жизнь исчезли, чтобы никогда больше не появиться. От храма Алэам сохранилась только пещера воззвания, куда Кимала до сих пор продолжала приходить каждые три круга.

Просто не могла иначе! Не получалось, словно что-то взывало к ней, требовало обязательного присутствия. Возможно, совесть.

Именно там, на третье лето после разрушения, она обнаружила близнецов на долгие годы ставших смыслом ее жизни. Своих малышей явившихся расплатой за совершенную ошибку.

Но и об этом Кимала узнала лишь много позже. Шестнадцать зим прошло прежде, чем ее девочка научилась проявлять себя. Смогла показать то, что было сокрыто от людских глаз по желанию Даровавших жизнь.

"Видимо, такова моя участь, получать знание тогда, когда ничего нельзя изменить", - подумала женщина, отложив короб, чтобы подбросить еще немного дров в очаг.

К вечеру стало заметно холоднее? Или это внутренний холод давал о себе знать?

Кимала зябко поежилась, склоняясь над не разобранной вязанкой. Будучи честной с самой собой, женщина предпочла бы первое, ибо заледенеть от пустоты собственной души гораздо страшнее, чем почить от стужи пришедшей извне.

Зимний холод не есть холод в сердце. Он милосерднее.

Намного милосерднее!

Твердой рукою отодвинув со своего пути возмущенную Ираинту, загородившую проход, Сальмир вошел в покои Перворожденного.

Калерат был зол и расстроен одновременно. И первому и второму причиной служил Антаргин, что в последнее время стало почти традицией. Оба чувства были рождены осознанием собственного бессилия, которое преследовало мужчину с тех пор, как Окаэнтар со своими сподвижниками покинули Саришэ, вынудив открыть для них тропу Рианы. И чем дальше, тем тяжелее становилось Сальмиру мириться с вынужденным бездействием и ожиданием того, когда же Перворожденный перестанет винить себя и соизволит вспомнить о долге.

Конечно, калерат собирателей тел понимал, что ни Антаргин, ни он сам, ни даже Нерожденная не смогут освободить тресаиров до тех пор, пока Освободитель не вернется вместе с кариалом Повелителя стихий. Но, в тоже время, Сальмир не мог не видеть, что самоустранение Перворожденного из жизни Истинных, привнесло разлад в их ряды. И если затворничество Антаргина будет продолжаться, то многие из Рожденных с духом встанут на сторону Окаэнтара, даже в отсутствие оного, ибо задумывающихся о незамедлительном переходе все еще было предостаточно. И станет еще больше, если не предпринять что-то, способное погасить панику.

Этим чем-то, по мнению Сальмира, должно стать возвращение Перворожденного.

- Хватит! Собирайся! - непререкаемым тоном велел мужчина, даже не взглянув на хозяина комнаты.

Искать того взглядом Сальмир не стал. Не видел смысла. Он и так знал, чем занимается его друг, в каком положении находится, и куда именно устремлен его взор. Сидя в кресле, тот смотрит на огонь и корит себя в случившемся - занятие, ставшее для Антаргина повседневным и еженощным.

В какое бы время калерат не заглянул в покои Перворожденного, будь то утро, день или глубокая ночь, он все время заставал того в кресле у камина. Даже закралось вполне оправданное подозрение, что Антаргин вовсе отказался от сна и отдыха, ради задумчивого созерцания языков пламени за каминной решеткой.

- Хочешь ты или нет - мне неважно. Давно пора возвращаться к жизни. Игра в затворника слишком затянулась, - высказал свое мнение Сальмир, копаясь в вещах Перворожденного.

Достав свежую рэнасу, он бросил одежду на колени Антаргину и направился к стенной нише с единственной целью - привлечь внимание.

- Риана уже не раз звала тебя, но ты игнорируешь и ее тоже. Если нет другого способа заставить тебя обратить внимание на то, что происходит, я, не задумываясь, прибегну к последнему доступному методу, - остановившись напротив гобелена, пояснил калерат. - И не говори потом, что я тебя не предупреждал! - с плохо скрываемым раздражением закончил свою речь Сальмир и потянулся к креплениям рамки, собираясь снять полотно со стены.