Ольга Ларионова - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ КРЭГА

– И меч дрянной, и истукан этот железный годится лишь на то, чтоб орехи им колоть, – заявил он безапелляционно.

– А ты откуда тут взялся, солнышко ты мое закопченное? – изумился благородный эрл.

– Ан-н-нгажировап на прогулочный тур! – с французским прононсом возвестил менестрель.

– Ну и насобачились же наши транслейторы – «ангажирован»! – буркнул себе под нос раздосадованный командор. – А больше ты никого на сегодняшний вечер не пригласила на маленький фуршет?

– Сейчас соберется вся дружина…

Юрг, постанывая, медленно наклонился к жене, подыскивая приличествующие выражения.

– Я их всех… оч-чень люблю, – процедил он, почти не разжимая губ; – я их всех очень, очень, очень…

– А вот и остальные! – радостно возопил Харр по-Харрада.

– Ну тогда я пошел сынулю целовать, – безнадежно проговорил Юрг. – В смуглое пузечко.

Спустя час хлопоты по накрытию праздничного стола еще продолжались, хотя и хрустящая скатерть была брошена прямо на лугу, и в достатке скопилось вдоль золотящейся закатным отсветом стенки по-дневному теплого кораблика всяких кувшинов, заиндевелых бутылей и тончайших графинов-недотрожек. Переносные жаровни с углями, раздутыми еще в асмуровском замке, отзывчиво попыхивали навстречу каждой капле оленьего жира, стекающего с вертела; дразнящие воображение ароматы витали над все прибывающими и прибывающими блюдами, как призраки всевозможных злаков, трав и живности, обращенных в яства. И совсем иным духом тянуло из непроглядной темени овального тоннеля, ведущего, если верить запаху, прямо в заросли смоляной хвои, чьи корни вспоены круто просоленным мелководным морем.

Юрг огляделся: ждали только Эрма. Все семеро дружинников вкупе с их чернокожим гостем хлопотали над сервировкой, так сказать, стола, причем усилия шестерых джасперян в основном были направлены на то, чтобы унять чрезмерную активность самозванного рыцаря с Тихри. Мона Сэниа удалилась в шатер – переодеться и покормить Ю-ю. Ненужные сейчас сервы замерли молчаливой шеренгой вдоль восточной стены, слева и справа от прохода, в глубине которого смутно угадывались контуры кораблика с широко распахнутыми сквозными люками.

И в этот миг оттуда, из почти непроницаемой глубины ночного леса, донесся тот же замирающий, птичий вскрик, которым встретила его жена – только он был тише, приглушеннее, ибо адресовался теперь ему одному. Ни секунды не колеблясь, Юрг ринулся на голос, благословляя всех здешних и земных богов за то, что Сэнни догадалась вылететь за пределы их чертовски многолюдной и уже до безобразия захламленной долины. Он проскочил через сторожевой кораблик с двойными воротами, утонул по щиколотку в податливом, оседающем под ногами мху и с размаху врезался лбом в первое же попавшее дерево.

– Сейчас соберется вся дружина… – прошелестело из глубины леса.

Он вскинул руки и двинулся дальше на ощупь, пробираясь меж чешуйчатых стволов, оставляющих на ладонях душистые смоляные подтеки. Чуть мерцающий силуэт высветлился ему навстречу, и следующий его шаг отозвался внизу слабым потрескиванием, словно взрывались крошечные петарды. Он невольно глянул под ноги – там, загораясь красными искорками, стремительно наливались пламенем и лопались огненные бутоны, и вот уже вся полянка – лесное гнездышко для двоих – была очерчена рдеющими цветами мифического папоротника. Стойкий дурман нереальности на какой-то миг остановил его, но мерцающее видение поплыло навстречу, словно не касаясь земли, замерло в полушаге, зябко кутаясь в какое-то призрачное покрывало; он медленно опустился на колени, неощутимо для себя пьянея от коричного запаха неземных мхов и недобрым словом поминая земных эскулапов, так некстати выкачавших из мужика чуть не бочку крови это после бессонной-то ночи! Не смея коснуться жены, тоже замершей в колдовском оцепенении, он тихонечко поднял ладони, предощущая невесомость ее ночных одежд… И в тот же миг она бросилась на него – не опустилась, не упала, а именно рванулась в гибком куньем прыжке, и цепкие пальцы хищно рванули космодромную куртку. «Фу, что это на тебе?» – донеслось словно издалека, но это уже отключался слух, и от всей обитаемой Вселенной оставалось только это застывшее, словно маска, смуглое любимое лицо, по которому скользили отсветы пылающих папоротниковых пентаграмм; и последнее, что осталось в его памяти, – немигающие глаза, в глубине которых застыл страх.

…Легкий, ускользающий шорох. Юрг по-собачьи встряхнулся – никого. Он похлопал рукой по земле, отыскивая одежду или то, что от нее осталось. Прокашлялся, освобождая легкие от приторного кондитерского благоухания, к которому примешивался душок подпаленной синтетики. Собрал силы и оттолкнулся от земли, выпрямляясь – ну, Сэнни, ну, девочка моя благонравная, не ожидал от тебя! Он и сам истосковался, но чтоб так… Он пошевелил губами и почувствовал, что они словно одеревенели. Ах, вот оно что – кажется, он попытался на прощание поделиться с ней своим восторгом, но она быстро приложила палец к его губам, и их ожгло прикосновением сухого льда. Вот до какой патологической обостренности ощущений доводит затяжное воздержание. А теперь неплохо бы сориентироваться, а то ведь славная дружина глотает слюнки у накрытого стола…

Врожденный инстинкт на пару со спецподготовкой космолетчика уверенно вывели его на опушку. Отсюда было видно, как за каменной стенкой, над теплой долиной, роится облачко мошкары, подсвеченное снизу пламенем то ли костра, то ли факелов. Гул голосов и… точно – лязг оружия.

Он бросился в овальный зев привратного кораблика и почувствовал, как за его спиной тут же замыкаются чуткие к мысленному приказу стенки. Добродушные возгласы дали ему попять, что ничего страшного не происходит, еще раньше чем он выбрался из тоннеля. Действительно, все собрались вокруг расстеленной на земле необъятной скатерти, и только долговязый Харр и приземистый широкоплечий Пы прыгали друг против друга, без малейшей осторожности размахивая боевыми мечами и тем потешая почтенную публику. На появившегося командора тактично не обратили внимания как на человека, на минуточку выходившего по малой нужде. И на том спасибо. Он нога за ногу доплелся до уже облачившейся в парадный узорчатый плащ принцессы и плюхнулся на траву, моля бога, чтобы как-то сдержать блаженную ухмылку на своем командорском лице. Он не дал бы голову на отсечение, что у него получилось. Между тем безнадежно ничейному поединку пора было кончаться, и далекий от истинно рыцарского духа Харр по-Харрада решил этот вопрос по-своему: неожиданным движением выбросил вперед свою громадную, как у страуса, ногу и могучим пинком в грудь отбросил закувыркавшегося противника прямо в объятия заулюлюкавших дружинников.