Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно

Бильбо начал терять терпение.

— Так что это? Ответ — не кипящий чайник, как можно подумать по звукам, которые ты издаешь.

— Надо поразмыслить, пусть оно даст нам поразмыслить, моя радосс-сс-сть.

— Ну, — сказал Бильбо, дав ему основательно поразмыслить, — что-нибудь надумал?

И тут Голлум внезапно вспомнил, как давным-давно разорял птичьи гнезда, и сидя под речным обрывом учил свою бабушку высасывать…

— Яйтсса! — зашипел он. — Яйтсса!

Потом он загадал:

Как смерть, холодна;ее чаша — без дна,кольчуга — без звона,и гибель — без стона.

Он тоже думал, что это совсем просто, потому что ответ постоянно занимал его мысли, однако не мог в эту минуту припомнить ничего лучше, так его выбила из колеи загадка про яйцо. Тем не менее эта оказалась крепким орешком для Бильбо, который всю жизнь по возможности избегал воды. Вы, конечно, знаете ответ или отгадали его в мгновение ока, но ведь вы сидите дома в тепле, и никто не собирается вас съесть (а это ой как мешает думать). Бильбо выпрямился, прочистил горло раз, другой, но ответ не приходил.

Через некоторое время Голлум довольно зашипел:

— Вкусное ли оно, моя радоссть? Сочное ли? Хрустят ли его косточки? — И вытаращился на Бильбо из темноты.

— Полсекундочки, — сказал хоббит, дрожа. — Я же дал тебе время подумать.

— Скорее, пусть поторопитсся! — Голлум начал вылезать из лодки. Когда он спустил в воду длинную перепончатую лапу, оттуда выскочила перепуганная рыбешка и плюхнулась к ногам Бильбо.

— Фу! — скривился тот. — Холодная и склизкая!

И тут его осенило!

— Рыба! Рыба! — закричал хоббит. — Это рыба!

Голлум был ужасно разочарован, но Бильбо уже выпалил очередной вопрос, так что пришлось Голлуму забираться обратно в лодочку и думать.

Без-ног на одноногом,двуногий на трехногом;оставь четырехногойостатки от безногой!

Время для этой загадки было неподходящее, однако Бильбо торопился. Чуть раньше Голлуму пришлось бы над ней побиться, но он сейчас он сразу сообразил, что «безногая» — это рыба, а дальше все распуталось само. «Рыба на столике, человек за столом на табурете, кошке достались кости» — таков, разумеется, ответ, и Голлум его назвал. Теперь он решил загадать что-нибудь трудное и пугающее. Вот что он сказал:

Ужасный воитель,всех тигров лютей,жестокий губительзверей и людей;он стены кусаети горы грызет;ни щит, ни доспехот него не спасет.

Бедный Бильбо сидел в темноте, вспоминая имена всех великанов и людоедов, о которых когда-нибудь слышал в сказках, но никто из них такого не совершал. Бильбо чувствовал, что ответ какой-то другой, и он его наверняка знает, но сообразить не мог. Ему стало страшно, а это мешает думать.

Голлум начал снова выбираться из лодки. Он плюхнулся в воду и зашлепал к берегу. Бледные глаза приближались. Язык у Бильбо прилип к гортани. Он хотел крикнуть: «Дай мне время! Дай время!», но у него вырвался только пронзительный вопль:

— Время! Время!

Бильбо спасла чистая удача, потому что это, разумеется, был правильный ответ.

Голлум почувствовал еще более сильное разочарование. Он злился, игра его утомила, к тому же голод разыгрался не на шутку. На этот раз он не стал возвращаться в лодку, а сел в темноте рядом с Бильбо.

Хоббиту стало еще страшнее, и мысли его окончательно разбежались.

— Пусть задаст нам вопрос, моя радость, пусть. Еще один вопроссик для нас, да, — сказал Голлум.

Однако Бильбо просто не мог вспомнить еще загадку, пока гадкое существо сидит рядом и трогает его мокрой холодной лапой. Он почесал в затылке, он ущипнул себя, но так ничего и не придумал.

— Спроси нас! Спроси нас! — прошипел Голлум.

Бильбо еще раз ущипнул себя и хлопнул по щеке; схватился за короткий меч; даже сунул другую руку в карман и случайно нащупал кольцо, которое подобрал в туннеле и про которое начисто забыл.

— Что у меня в кармане? — спросил он вслух. Бильбо говорил сам с собой, но Голлум решил, что это вопрос, и ужасно расстроился.

— Нечестно! Нечестно! Нечестно, моя радоссть, спрашивать, что у него в паршшивых карманишшках!

Бильбо понял, что получилось, и, поскольку другого вопроса в запасе не было, решил настоять на этом.

— Что у меня в кармане? — спросил он громче.

— Шш-шш-шш, — зашипел Голлум. — Пусть даст нам три шанса, моя радоссть, три шанса.

— Отлично! Первый!

— Руки! — сказал Голлум.

— Неправильно! — ответил Бильбо, который по счастью уже вынул руку из кармана. — Вторая попытка!

— Шш-шш-шш. — Голлум расстроился еще больше. Он вспомнил, что в карманах у него самого: рыбьи кости, гоблинские клыки, мокрые ракушки, крылышко летучей мыши, острый камешек, чтобы точить зубы, и прочая пакость. Он пытался сообразить, что носят в карманах другие.

— Нож! — сказал он наконец.

— Неправильно! — ответил Бильбо — он потерял свой некоторое время назад. — Третья попытка!

Теперь Голлум изводился куда сильнее, чем когда Бильбо загадал ему про яйцо. Он шипел и отдувался, и качался взад-вперед, и шлепал подошвами по полу, извивался и ерзал, но все никак не решался истратить третью попытку.

— Давай! Я жду! — Бильбо старался говорить решительно и бодро, хотя не знал, чем закончится игра вне зависимости от того, отгадает ли Голлум. — Время вышло!

— Бечевка или пусто! — выкрикнул Голлум. Конечно, это было жульничество — назвать две отгадки вместо одной.

— Ни то, ни другое! — вскричал Бильбо с огромным облегчением; он тут же вскочил, прижался спиной к ближайшей стене и выставил вперед меч. Хоббит, разумеется, знал, что игра в загадки — древняя и священная; даже гадкие создания боялись в нее подличать. Однако он чувствовал, что склизкое существо так просто свое обещание не выполнит. Найдет какой-нибудь предлог. В конце концов последний вопрос не был настоящей загадкой по древним правилам.

По крайней мере, Голлум сразу на него не бросился. Он видел меч у Бильбо в руках и сидел, шепча и подрагивая. Наконец у Бильбо иссякло терпение.

— Ну? Как насчет твоего обещания? Я хочу наружу. Покажи мне дорогу.

— Мы обещали, радоссть? Показать мерзкому маленькому Бэггинсу дорогу наружу, да-с. Но что у него в кармашках? Не бечевка, радоссть, и не пусто. О нет! Голлум!

— Не твое дело, — сказал Бильбо. — Обещание есть обещание.

— Оно сердится, радоссть, оно злится, — прошипел Голлум, — но пусть запасется терпением, пусть. Нам прежде нужно забрать кой-какие вещицы, да, полезные вещицы.